Модернизация и демодернизация в советском обществе
Я согласен почти со всем, что пишет Д. А. Фомин в своей статье, в том числе и с тем фактом, что в последние 20 лет в России происходила демодернизация общества и экономики. Однако, на мой взгляд, в стране одновременно шли и модернизация, и демодернизация, при значительном превалировании последней.
Величина многочисленных индикаторов демодернизации в этот период вполне очевидна. До сих пор не достигнут уровень ВВП 1987 г., уменьшилась продолжительность жизни населения, снизилась доля России на мировом рынке высокотехнологичной продукции, скандально велик срок службы оборудования в разных отраслях реальной экономики и ЖКХ. О демодернизации свидетельствует также деинтеллектуализация (некоторые предпочитают называть ее дебилизацией) части общества. Величина же индикаторов модернизации и даже их содержание очевидны в меньшей степени.
Оценивая уровень модернизации советского общества на заключительном отрезке его истории, следует иметь в виду, что наблюдался невиданный в мире колоссальный контраст между факторами модернизации и демодернизации. Однобокая (часто — вынужденная) модернизация осуществлялась преимущественно там, где она служила укреплению могущества советского государства, а позднее — самым очевидным параметрам качества жизни населения, влияющим на достижение основной цели. Поэтому наблюдались невиданные темпы повышения образовательного уровня и здоровья населения, развития науки, высшего образования и многих высокотехнологичных отраслей экономики. Формировался культ образованности, науки и техники. Доля городского населения выросла до величины, характерной для высокоиндустриального общества.
Вместе с тем именно в силу односторонности процесса модернизации существовали даже не островки, а целые архипелаги традиционного общества:
• огромный размер ручного труда в экономике (особенно в строительстве и сельском хозяйстве);
• низкая производительность труда в ряде отраслей из-за устаревшего оборудования, плохой организации труда и неудовлетворительного снабжения;
• малоинициативное население, привыкшее выполнять приказы;
• преимущественно заимствованный характер научнотехнического прогресса из-за низкого уровня организации сферы НИОКР;
• незаинтересованность производства в научно-техническом прогрессе;
• архаичный быт большей части населения: плохие жилищные условия, дефицит и низкое качество многих потребительских товаров и услуг, отвратительная работа торговли и общественного питания. Сельское население было лишено многих городских удобств. Один из самых наглядных примеров архаики
• удручающее состояние общественных туалетов в городах и сельской местности;
• политическое устройство общества носило полуфеодальный характер. Авторитарный режим сдерживал возможности самосовершенствования общества, критический взгляд на текущее состояние, выбор альтернатив общественного развития, оценку руководящих кадров на разных уровнях, использование передового международного опыта в ряде областей;
• многие каналы информации в советском обществе были перекрыты как для населения, так и для профессионалов. Почти анекдотичный пример — с состоянием бюджета СССР не могли ознакомиться даже члены Политбюро и секретари ЦК КПСС [1]. Сильные ограничения существовали в обмене технологической информацией между гражданским и военным секторами экономики. Простые граждане не имели возможности получать экономическую информацию, знакомиться с иностранной литературой и периодикой, слушать заграничные радиопередачи, посещать капиталистические страны. К тому же часть информации (особенно макроэкономической) оказывалась ложной;
• низкая географическая и социальная мобильность населения вследствие господства номенклатуры разного вида, существования режима прописки и отсутствия рынка жилья.
Столь вопиющее сочетание модернистских и архаичных элементов — уникальное явление в мировой истории. Несмотря на длительное сосуществование, ужиться гармонично они не могли. Модернизация быстрее всего шла там и тогда, когда для нее создавались благоприятные условия во всех областях жизни.
Наиболее наглядный пример: условия жизни в эпицентре научно-технической модернизации — закрытых городах. Для работающих в них создавались самые благоприятные условия жизни: современные жилищные условия, развитая система услуг, привилегированное снабжение и даже относительно либеральный политический режим. Сужение этих привилегий и уравниловка в 1970-1980-е годы сопровождались замедлением научно-технического прогресса. Униженный в бытовом и духовном отношении инженер или ученый — плохой инноватор.
Показатели модернизации в постсоветском обществе
Повышение уровня комфортности жизни части общества
Наиболее ярким выражением этого является ликвидация товарного дефицита. Российским гражданам теперь не приходится часами стоять в очередях или «доставать» дефицит с помощью унизительных и вредных для общества обменов с его «владельцами». Это позволяет более продуктивно использовать свободное время, избавляет общество от господства торговой мафии и возвращает людям достоинство.
Исчезло унизительное сопоставление пустых прилавков в России с полными прилавками на Западе (даже в развивающихся странах). Населению теперь доступны многие потребительские блага, к которым раньше имели доступ только номенклатура или привилегированные (по установленным сверху критериям) слои общества. Преобразились услуги торговли и общественного питания. Нет ужаса от пустых полок в магазинах и грязи в столовых, хамского отношения персонала к клиентам.
Впрочем, справедливо говорится, что цена ликвидации дефицита была велика: теперь значительная часть населения не в состоянии приобрести товары и услуги по причине нехватки денежных средств.
Нельзя сказать, что улучшение жилищных условий происходит теперь быстрее или справедливее, чем в СССР. Скорее наоборот. Но зато оно меньше зависит от расположения начальства.
Произошла подлинная «туалетная революция». (Не могу забыть рассказ о том, как один американский ученый перед подписанием важного контракта с научным сибирским академическим институтом зашел в туалет. Его впечатление оказалось настолько сильным, что он отправился домой в США, так и не подписав соглашение.) Одним из первых дел, которым занялись советские кооператоры, стало открытие дорогих, но комфортабельных общественных туалетов. Изменилась в лучшую сторону и ситуация во многих высших учебных заведениях Новосибирска.
Переход к информационному обществу
Возможности получения информации в постсоветский период многократно возросли. Появились публикации о скрываемых аспектах жизни общества. Практически свободным стал доступ к любой литературе, иностранной периодике. Граждане получили (за редким исключением) возможность посещать другие страны, что расширило их знания об окружающем мире.
Сказочно увеличил доступ к информации Интернет. И сейчас, конечно, часть экономической и иной официальной информации носит искаженный характер, но зато появилась возможность публикации альтернативных оценок. Многочисленные переводы обеспечили доступ к новейшим достижениям иностранной научной и общественной мысли. Приобретение десятками миллионов граждан России персональных компьютеров и создание сети по их обслуживанию обеспечили технические условия для информационного общества.
Телекоммуникационная революция
В городах в постсоветский период практически ликвидирована очередь на домашние телефоны. Колоссальное расширение мобильной связи сделало этот очень удобный вид связи доступным для большей части населения. Получили широкое распространение Интернет и электронная связь. Появилась система «Скайп», позволяющая бесплатно вести телефонные разговоры с абонентами по всему миру. (Вспомним, что раньше даже пользование ксероксом было строго ограничено. Так, уже в 1991 г. один американский экономист с изумлением рассказывал о трудностях, с которыми он столкнулся при ксерокопировании в ЦЭМИ АН СССР.) Телекоммуникационная революция не только сделала более комфортным качество жизни, но и намного облегчила совершение деловых операций.
Либерализация политической и экономической жизни
Возможности граждан по проявлению инициативы в различных областях деятельности существенно расширились. Однако сохраняются огромные препятствия из- за монополизации ее правящим классом и олигархическими экономическими группировками. И все же нынешняя монополизация несравненно слабее, нежели в советский период.
Начну с такого не столь значимого на первый взгляд вопроса, как свободное перемещение внутри страны. Появление рынка жилья и почти повсеместная отмена института прописки создали для него необходимые материальные и юридические условия. Разумеется, эта возможность ограничена дороговизной покупки или аренды жилья. Многие предприятия и организации, нуждающиеся в квалифицированных работниках, не имеют средств для оплаты их труда, достаточных для приобретения квартиры. И самое главное: такие специалисты требуются очень редко. Квалификация для работодателей (в предпринимательском или государственном секторе) — сейчас далеко не самое дефицитное качество. Но при других условиях возможность свободного перемещения может оказаться чрезвычайно важной для обновления общественной и экономической жизни.
Большое значение имеет и возможность эмиграции. Она рано или поздно вынуждает ориентироваться на зарубежные стандарты оплаты труда. Так случилось с научными работниками: с колоссальным опозданием, но все же пришлось поднять их зарплату до пристойного уровня, хотя пока и без учета реального вклада каждого сотрудника.
И, наконец (но не в последнюю очередь!) — наличие какой-никакой политической, экономической и даже интеллектуальной конкуренции. При всех грандиозных и успешных попытках ее ограничить, полной монополии, как в советское время, достигнуть не удается. И это обстоятельство понуждает (пусть пока и далеко не достаточно) даже самые консервативные общественные институты как-то модернизироваться. И не только симулировать эту деятельность (на что у нас полно мастеров), но и кое в чем получать реальные результаты. Например, в некоторых ультраконсервативных научных институтах и вузах впервые озаботились таким пусть и несовершенным, но пока единственным объективным критерием измерения продуктивности научных и преподавательских работников, как индекс цитирования.
Справедливо критикуются фальшивый характер нынешней «демократии», огромные возможности манипулирования волей избирателей. Тем не менее власть находится под более мощным давлением общественного мнения, нежели в советское время. Появилась возможность публиковать самые резкие статьи, критикующие положение в экономике России. Не скажу, что их влияние на общественное мнение (и тем более — на власть) огромно. Но оно и не нулевое. Десятки ярчайших представителей общественной мысли России публикуют свои критические статьи. Они формируют общественное мнение, прямо или косвенное влияя на решения властей. И если электронные средства массовой информации действительно жестко контролируются «сверху», то печатные (в силу малой тиражности и многочисленности) практически неподвластны. Они страдают не от произвола власти, а от малого количества квалифицированных работ.
Даже весьма уродливые по составу законодательные органы дают возможность оппозиции излагать свои взгляды:, а при определенном стечении обстоятельств — победить на выборах и взять в свои руки власть в стране или на местах (а выборы 14 марта 2010 г. показали серьезное отступление партии власти).
Наряду с либерализацией в политической жизни немалую роль играет и экономическая либерализация. Инакомыслящий сейчас не останется без куска хлеба — он всегда найдет себе место в частном секторе. А типографии готовы отпечатать любое издание, лишь бы за него заплатили.
Почему побеждает демодернизация?
И все же в постсоветский период тенденция к архаизации оказалась сильнее, нежели к модернизации. Почему? Такое явление перманентно дает о себе знать в российской истории. В прошлом это легко объяснялось малочисленностью модернизационного слоя, хотя бы в силу неграмотности основной части населения. Казалось, теперь эта причина отпала. Но это только на первый взгляд...
Антимодернизаторы в России преобладают не только среди малообразованных и малоинформированных людей. В среде высокообразованных и высокопоставленных их предостаточно. И не только потому, что при подготовке кадров и их отборе в последние десятилетия преобладали гуманитарная «образованщина» и холуйская мораль. Можно с уверенностью сказать, что самые большие демодернизаторы сейчас находятся как раз в верхних слоях российского общества. Среди них есть и те, кто очень много говорит о модернизации, но ничего в жизни так толком и не модернизировал. Их можно охарактеризовать как «стабилизаторов» — что, конечно, лучше и почетнее «разрушителей» 1990-х годов. Модернизация может выбросить их из руководящих кресел, и они это понимают.
Все реальные перемены в России осуществлялись при коренном обновлении правящего слоя. Так было и при Петре I, и при Сталине [2]. Понятно, как нелегко осуществить это обновление: те, кто хочет удержаться в заветном кресле, готовы пойти на любые меры. Псевдодемократические постсоветские процедуры и институты мало препятствуют деградации правящего слоя, а в начале постсоветского периода — как раз способствовали продвижению самых пронырливых демагогов.
Как раз среди нижнего слоя, на мой взгляд, препятствий к модернизации меньше. Простые люди готовы воспринять, пусть с неохотой и внутренним сопротивлением, усилия энергичного модернизатора, если они не приводят к явному ухудшению их положения. Мой преподавательский опыт говорит о возможности под угрозой «незачета» или «двойки» заставить даже самых инертных студентов выучить материал. (Правда, я преподаю в одном из лучших вузов Новосибирска.) А ведь большего от основной части трудящихся и не требуется.
Другое дело, что настоящая модернизация потребует и немалых материальных жертв. И здесь обойтись без насилия по отношению к «несознательной» части населения будет, к сожалению, невозможно. Правда, при этом правящий слой уплатит намного больше — в относительном и абсолютном исчислении.
Из сказанного следует, что ключ к модернизации — появление во главе страны выдающегося по интеллектуальным и волевым способностям модернизатора, а также (к сожалению) наличие авторитарной политической системы, обеспечивающей ему нужные рычаги воздействия на общество, особенно на правящий класс. Это равнозначно революции — сверху или снизу [3].
Будет ли это вторым «изданием» Октябрьской революции (по некоторым предсказаниям, — к 2017 г.) или «националистической революцией» — можно только гадать. Как и о том, не обернутся ли прошлая трагедия и подвиг великим фарсом, как и почти все, что делалось в общественной сфере России последние 50 лет.
Можно было бы рассчитывать и на эволюцию — постепенное увеличение числа модернизационных элементов в российском обществе, пока медленные количественные изменения не приведут к качественным. На это, скорее всего, рассчитан «план Медведева» по модернизации российской экономики и общества (и такие изменения действительно происходят). Но на какой срок может растянуться эта постепенная модернизация? В лучшем случае, исходя из исторического опыта России, — на многие десятилетия. Но как раз этих десятилетий у страны нет.
Как признают сейчас Д. А. Медведев и В. В. Путин, у нас проедено советское наследие. Статистически, в физическом выражении это еще не совсем так. По нашим расчетам с Д. А. Фоминым, страна за постсоветский период потеряла «всего» 40% основных фондов [4]. Но моральный износ их чрезвычайно велик. Да и о какой модернизации можно говорить, если средний срок службы промышленного оборудования составляет свыше 21 года. Не лучше положение с этим показателем и в других отраслях реальной экономики. Поэтому, на мой взгляд, при всей привлекательности «мягкой модернизации» ее реалистичность близка нулю даже при активном проведении. Чего тоже нет. У «плана Медведева» были многочисленные предшественники во второй половине XVII века, в XVIII и XIX веках, в периоды нэпа и перестройки. И все они терпели неудачу.
Ключевой вопрос при проведении модернизации (от которого в порядке «техники безопасности» уходит большинство российских экономистов) — на какую социально-экономическую систему она рассчитана? Руководители российского государства не оставляют сомнений в том, что менять нынешнюю систему они не собираются, что вполне соответствует классовой природе нынешнего государства. Вопрос в том, возможна ли при ней модернизация?
Собственно, именно этот вопрос и разбирают в несколько разных плоскостях и В. Э. Шляпентох, и Д. А. Фомин. Их ответ решительно отрицательный, и я с ним полностью согласен. Но даже в рамках частнособственнической экономики и общества возможны варианты перехода от нынешнего феодального (по Шляпентоху) и архаичного (по Фомину) общества к более эффективному. В этом заинтересована и большая (по численности, но не влиянию) часть буржуазии.
Недавно экономист А. Яковлев, один из немногих осведомленных о реальном функционировании нынешней российской экономики, дал следующее краткое, но емкое определение состояния ее институтов: олигархический капитал неэффективен полностью, средний — на 20-25%, роль мелкого капитала незначительна. Но российское руководство все еще ставит на олигархов, спасая их капиталы ценой огромных средств в период экономического кризиса. Казалось бы, известный шанс может дать ставка на средний капитал, но опять-таки в силу классовой (я бы даже сказал — клановой) природы нынешней власти реальных шагов не делается, несмотря на многочисленные реверансы в адрес мелкого и среднего бизнеса.
Задача переориентации на средний капитал очень непроста (впрочем, разве бывают в России простые задачи?) и связана с пересмотром итогов нелегитимной приватизации 1990-х годов [5], но попробовать решить ее можно. Речь пойдет об отмене многих приватизационных актов и повторной денежной приватизации (возможно, в рассрочку) более эффективным отечественным (богатства многих представителей среднего бизнеса не связаны напрямую с приватизацией) или иностранным собственником.
Хотя, повторяю, успех здесь не гарантирован. Далеко не всякий хороший командир батальона может быть хорошим командиром дивизии или армии. А ведь именно такова разница между средним и крупным предпринимательством. В то же время опыт 1937 г. в СССР показывает, что нередко выдвижение новой когорты молодых руководителей может оказаться весьма плодотворным.
В рамках либеральной парадигмы возникает и другая идея: «загнать» российское предпринимательство в модернизацию экономическими методами. В конце концов, разве перспективы получения высокой прибыли не позволили осуществиться силами преимущественно частного капитала таким явно модернизационным (технически и организационно) и очень непростым проектам, как развитие сотовой связи, Интернета, торговых сетей? Появился даже ряд проектов в реальной экономике — например, в жилищном и офисном строительстве, пищевой отрасли, промышленности строительных материалов и даже в сельском хозяйстве... Что, если создать льготный финансовый и кредитный режим для высоко- и среднетехнологичных отраслей реального сектора экономики, и дискриминационный — для непомерно разбухшей сферы услуг? Вполне возможно, что капитал российских предпринимателей пойдет в первую сферу.
Вместе с тем, на мой взгляд, перспективы отечественного частного предпринимательства здесь невелики. Предпринимательство в реальной экономике требует намного больше ресурсов (более фондоемко), технических и управленческих знаний, подготовленных кадров с длительными сроками обучения. Кое-чего добиться на этом пути можно, однако этого пока не делается. Гораздо шире здесь перспективы иностранного предпринимательства. Но и они ограничены нехваткой квалифицированных и дисциплинированных местных кадров, порочностью государственной и правовой системы, которую быстро не переделаешь собственными силами.
Здесь встает еще один тяжелый вопрос: кто обеспечит спрос на эту продукцию? Напрашиваются, прежде всего, возможности импортозамещения сложной продукции потребительского и производственного назначения на экспортных рынках стран СНГ и развивающихся государств. Менее перспективны рынки развитых стран. Большой спрос при достаточном финансировании может возникнуть со стороны Министерства обороны РФ и других силовых ведомств страны — да и вообще бюджетной сферы России.
Особенность российского послеельцинского руководства состоит в том, что оно не может решиться ни на последовательную либерализацию экономики, ни на ее огосударствление и мобилизацию. Власть выбирает нечто среднее, соединяющее худшие черты той и другой модели без их сильных сторон. Иными словами, из всех возможных путей оно выбирает худший — более спокойный для правящего класса и значительной части населения, но не результативный. Впрочем, что часто бывало в истории России.
Осознавая слабости отечественного предпринимательства, российское руководство в ходе кризиса 2008-2009 гг. в целях модернизации стало более активно обращаться к иностранному капиталу. Оно умерило свои внешнеполитические амбиции и ослабило ограничения на привлечение иностранного капитала. Власть даже готова (чего раньше не наблюдалось) пойти на приглашение иностранных экспертов для российских научных проектов, зовет на помощь ученых — бывших советских и российских граждан. Но и эти модернизационные шаги весьма робки и наталкиваются на огромное сопротивление, перед которым она уступает.
Другой важный вопрос: кадровый состав российского правящего класса. Один очень проницательный новосибирский политолог А. Мазур недавно заметил, что от него может зависеть не меньше, чем от социально-экономической системы. До него эту мысль выразил И. В. Сталин своим знаменитым лозунгом «Кадры решают все».
Мне вспоминается рассказ советского разведчика и писателя, Героя Советского Союза Ю. Колесникова. Во время войны ему, молодому члену партизанского отряда со знанием немецкого языка, поручили общаться до прилета самолета из Москвы со взятым в плен немецким генералом. Через 12 лет этот немец перед отъездом на родину (он был освобожден по амнистии) позвонил уже писателю Колесникову и попросил о встрече. В конце беседы Колесников из вежливости поинтересовался у бывшего генерала: что он думает о судьбе СССР? «Он погибнет, — ответил генерал. — Почему? — Вы не умеете ценить людей».
Ценить людей может только выдающийся человек, не боящийся конкуренции. В условиях отрицательного отбора последних десятилетий лидеры во власти с такими качествами в России не появлялись. Нынешняя политическая система вряд ли способна их выдвинуть. И в классических буржуазных странах их было не так много. Из 44 американских президентов только 6 считаются выдающимися. Чаще всего такие лидеры появляются в результате революций или государственных переворотов в обстановке общенационального кризиса.
Структурные изменения в экономике в постсоветский период с точки зрения модернизации носили столь же диспропорциональный характер, как в советское время. Только ранее диспропорция шла в одном направлении (чрезмерная милитаризация, слабое развитие сферы услуг и т. д.), а в дальнейшем — оно сместилось на противоположное. Оба крена были вызваны отсутствием стратегического мышления у государственного руководства, его бесконтрольностью и клановыми интересами.
На мой взгляд, исправить новые диспропорции намного труднее, нежели старые. Прежде всего, потому, что моральное и профессиональное разложение нового правящего слоя и рядовых граждан усилилось в результате событий последних 20 лет. Вторая причина — практически полное разрушение прежнего производственного потенциала в отраслях реальной экономики. Для его возрождения требуются триллионы долларов. Очевидно, необходима структурная перестройка экономики. Хорошо бы при этом сохранить хотя бы часть нынешних модернизационных достижений. Но уверенности в этом нет.
Плата за экономическое отставание в России всегда была высока, и чем дольше промедление с его ликвидацией — тем она выше. Существует очень большой риск скатиться в новый виток демодернизации.
Очень опасен, с моей точки зрения, и широко распространенный сейчас взгляд, что модернизацию экономики необходимо проводить, ориентируясь на новейшие отрасли экономики («перегоняя, а не догоняя») [6]. Впервые он был масштабно представлен в книге Б. Н. Кузыки и Ю. В. Яковца «Россия-2050: стратегия инновационного порыва» [7], хотя ранее высказывался и другими авторами. В частности, С. Глазьев и М. Калашников при модернизации экономики России предлагают опираться преимущественно на развитие новейших отраслей пятого и шестого технологического укладов (по терминологии Ю. В. Яковца — автора теории технологических укладов).
Экономическая сущность понятия «технологический уклад», если я правильно его понял, достаточно неопределенна и привязана исключительно к отдельным передовым отраслям экономики соответствующего периода возникновения или широкого распространения. Еще менее определенна его статистика, которая устанавливается экспертиз (ни состав экспертов, ни применяемые ими методы при этом не раскрываются).
При всей неопределенности термина обращает на себя внимание следующий факт. По моим расчетам [8], больше половины предполагаемого прироста ВВП за 2001-2020 гг. при отстаиваемой авторами стратегии инновационного прорыва приходится на пятый и шестой технологический уклады. Опережающее развитие новых передовых отраслей является, конечно же, закономерностью экономического развития. И очевидно также, что Россия наиболее сильно отстала именно в новейших отраслях экономики, а некоторые из них — просто потеряла в 1990-е годы (например, электронику). Это недопустимо хотя бы из соображений национальной безопасности.
Но имеются ли в России достаточные научные, технические и кадровые предпосылки для намечаемого авторами стремительного развития в период шестого технологического уклада, основанного на наноэлектронике, генной инженерии животных и человека, информатизации второго уровня [9]? Не логичнее ли было бы сначала снизить доли третьего и четвертого укладов?
Например, поднять станкостроение, без которого модернизация экономики в принципе невозможна. Сегодня отечественное станкостроение обеспечивает (по стоимости) менее 10% потребности отечественного рынка — меньше, чем в период первой пятилетки. История отечественной промышленности показывает, с какими огромными трудностями столкнулось, например, поспешное (хотя и вынужденное) развитие в СССР авиационной промышленности. Технической и организационной зрелости она достигла лишь через 30 лет после начала ускоренного развития в конце 1920-х годов [10].
Причины неудач при поспешном развитии самых передовых отраслей в России в прошлом и настоящем я вижу в том, что они требуют особо высокой общей и производственной культуры, которой не было в прошлом, и тем более нет в настоящем. Но Б. Н. Кузыка и Ю. В. Яковец являются еще относительно умеренными техническими авангардистами. М. Калашников вообще не хочет и слышать о развитии «устаревших» отраслей и технологий.
Хочу сразу отметить, что сознательно не рассматриваю «варяжский» путь решения российских проблем. Возложить их на иностранцев было бы весьма соблазнительно, но и унизительно. Наивно думать, что дело ограничится лишь экономикой: с нашей правоохранительной системой иностранцы многого не добьются. Придется заодно приглашать и судей, и полицейских. А там, глядишь, дело дойдет и до президента (как сделали в некоторых странах Прибалтики).
Но и здесь не гарантирован положительный результат. Гуса Хиддинга, например, хватило лишь на несколько лет...
Примечания
[1] Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Т. 1. — М., 1995. — С. 234.
[2] Как это было при Сталине во второй половине 1930-х годов, описано мною в книге: Экономическая история России в новейшее время. Т. 1. — Новосибирск, 2008.
[3] Данный вывод обоснованно делает такой выдающийся политолог и социолог, как В. Б. Пастухов в своей глубокой статье: Путин vs Медведев // Полис. — 2009. — № 6.
[4] Ханин Г.И., Фомин Д.А. 20-летие реформ в России: макроэкономические итоги//ЭКО. — 2008. — № 5.
[5] Нелегитимный характер приватизации 1990-х годов подробно обосновывается мною в книге: Экономическая история России в новейшее время. — Т. 2. — С. 136-139.
[6] Он отражен и в статье Д. А. Медведева «Россия, вперед», и в президентском Послании.
[7] Кузыка Б. Н.,Яковец Ю. В. Россия-2050: стратегия инновационного порыва. — М.: Экономика, 2004.
[8] Расчеты произведены на основе прогноза авторами среднегодовых темпов роста ВВП и доли каждого уклада в ВВП по десятилетиям прогнозного периода. См.: Кузыка Б. Н., Яковец Ю. В. Россия-2050: стратегия инновационного прорыва. — М.: Экономика, 2004. — С. 128, 129.
[9] Яковец Ю. В. Циклы, кризисы, прогнозы. — М., 1999. — С. 104.
[10] Мухин М. М. Авиационная промышленность СССР в 1921 — 1941 гг. — М., 2008; Подрепный Е. Реактивный прорыв Сталина. — М., 2008.
Текст статьи приводится по изданию: Ханин Г. И. Только ли
демодернизация происходила в современной России // ЭКО. 2010. № 8. С. 118-133.
http://www.ecotrends.ru/archive/607-edition-08/913-2011-12-22-16-45-43
https://elibrary.ru/item.asp?id=15136988