Прежде всего впервые стало возможным в полный голос говорить о реальном положении в этой области. Только в качестве примера приведу свою статью «Почему пробуксовывает советская наука», опубликованную в весьма заметном сборнике [1]. В 1990-1991 годах в печати появилось немало аналогичных по критическому духу статей. Хотя бы частично справедливость этой критики была признана и официально, даже Академией наук СССР. Следствием признания справедливости этой критики и недовольства значительной (и наиболее продуктивной) части научных работников организацией научных исследований явилась некоторая реорганизация деятельности научных учреждений: стали больше учитывать и материально поощрять реальный вклад научных работников, укрепилась самостоятельность отдельных научных подразделений, появилась демократичность в их деятельности. Последняя тенденция нашла свое выражение и в деятельности Академии наук СССР, когда к решению многих вопросов впервые были допущены выбранные представители рядовых сотрудников Академии. Важное положительное значение имело также заметное расширение возможностей международных контактов советских ученых с коллегами из капиталистических стран, хотя некоторые ограничения со стороны КГБ и партийных органов сохранялись.
Появилось довольно много новых, более гибких форм организации научных исследований и их внедрения в экономику. В дополнение к МНТК, возникшим на заре перестройки, появилось множество научных и внедренческих кооперативов, молодежных центров научно-технического творчества и других новых форм. В 1991 году появилась такая прогрессивная форма поощрения научно-технического творчества (главным образом в области естественных наук), как Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) с объемом намеченного финансирования из союзного бюджета в 3 млрд р. [2] — немалая сумма для того времени, если бы она была действительно выделена в полном объеме, что весьма сомнительно при слабом исполнении союзного бюджета в 1991 году.
Несравненно более благоприятные условия сложились для развития гуманитарных наук. Фактическая ликвидация цензуры позволила заявить о себе незаурядным и ярким ученым, которые раньше не имели возможности говорить о своих научных достижениях. Но их оказалось не так уж много. Выяснилось, что в период застоя в «стол», для себя, писали буквально единицы, что весьма отрицательно характеризует уровень советской гуманитарной науки.
Хотя советское руководство после 1987 года явно ослабило свое внимание к научно-техническому прогрессу, до 1991 года это еще не сказывалось на размере ассигнований в этой области. Так, доля расходов на НИОКР по отношению к национальному доходу (включая и капитальные вложения в науку) снизилась с 5,1 % в 1985 году лишь до 4 % в 1990 году [3]. Значительно выросла и средняя заработная плата занятых в науке — с 248,4 р. в 1988 году до 338 р. в 1990 году, или на 36 %, в то время как в целом по народному хозяйству она выросла лишь на 25 % [4]. В том же, 1990, году средняя заработная плата занятых в науке заметно (на 16 %) превышала среднюю заработную плату в среднем по экономике. Положение коренным образом изменилось в 1989 году, когда средняя заработная плата в науке впервые в советской истории уже заметно отстала от средней заработной платы в среднем по экономике, увеличившись по сравнению с предыдущим годом лишь на 42 %, что повергло многих научных работников если не в нищету, то в бедность по текущим доходам [5]. Вместе с сокращением числа научных работников (и выделенных средств на приобретение оборудования) это означало катастрофическое сокращение расходов на науку и, значит, «крест» на дальнейшем научно-техническом прогрессе.
При существенных положительных сдвигах до 1991 года оценка состояния научно-технического прогресса в период перестройки даже официальными лицами характеризовалось крайне негативно. Сошлюсь на интервью Н. Лаверова уже на излете перестройки. Предваряя его, газета писала о реализации намеченной в 1985 году программы ускорения научно-технического прогресса: «Поговорили-то славно, но так ничего и не сделали. А теперь складывается впечатление, что о научно-техническом прогрессе и вообще забыли». Н. Лаверов ничего на это не возразил. Он лишь малоубедительно пытался говорить о том, что наконец-то в 1991 году выработана «сильная государственная научнотехническая политика».
Попробуем объективно оценить состояние научно-технического прогресса в СССР в период перестройки. Начну, как и прежде, с фундаментальных наук. Разумеется, трудно себе представить, что даже самые положительные институциональные изменения могли привести к немедленным крупным научным открытиям. И действительно, ни одна из присужденных впоследствии Нобелевских премий российским ученым не была связана с открытиями этого периода. Другой, намного более совершенный, показатель — число открытий, зарегистрированных в государственном реестре открытий СССР, показал даже снижение: 65 открытий вместо 73 в предыдущей пятилетке [6]. О развитии общественных наук в этот период я уже упоминал выше, не стану повторяться.
Несколько проще говорить о состоянии прикладных исследований. Заметно увеличилось число проданных лицензий: в среднем за год с 251 в 1981-1985 годах до 425 в 1986-1990 годах [7]. Но этот рост мог быть связан преимущественно с ростом внимания к лицензионной работе, которое действительно наблюдалось в тот период, что вполне заслуживает положительной оценки. В то же время число полученных за границей охранных документов на изобретения сократилось с 2273 в предыдущей пятилетке до 1930 [8], и этот показатель, по-видимому, более точно характеризует результаты прикладной науки. В 1990 году уже по обоим показателям наблюдался резкий спад, впрочем, эти показатели оставались мизерными по мировым меркам. Таким образом, самое большее, что можно сказать о состоянии прикладной науки в этот наиболее благополучный для нее период: не произошло серьезного ухудшения ее результативности.
За 1991 год данных по этим показателям, к сожалению, нет, но по другим показателям наблюдается небольшой спад. Так, число поданных заявок на предполагаемые изобретения сократилось со 102 тыс. в среднем за год в 1986-1990 годах (в справочнике ошибочно указана цифра за весь период как в среднем за год) до 99 тыс. в 1991 году [9]. Снизились и другие показатели изобретательской деятельности. Все эти результаты за 1990-1991 годы точно отражают начавшийся развал научной и технической деятельности. В эти же годы началось и резкое сокращение издания научной литературы и периодики. Можно сказать, что этими годами открылась эра заката естественной науки в СССР и России.
Гораздо сложнее охарактеризовать динамику технического развития в СССР, которое с опозданием реагировало на состояние отечественных научных исследований и к тому же часто опиралось на зарубежные научные и технические достижения. Здесь, как и ранее, приходится разделять военную и гражданскую технику.
Для характеристики состояния гражданской техники одним из наиболее объективных показателей, видимо, служит удельный вес образцов машин и оборудования, технический уровень которых выше уровня лучших отечественных и зарубежных образцов. Если он даже скорее всего преувеличивает реальные достижения советской техники, то тенденции отражает верно. Этот показатель менялся следующим образом: 1981-1985 годы — 15 %, 1986-1990 — 8 %, 1990 год — 4 % [10]. Как видим, неуклонное ухудшение, достигшее максимума как раз в 1990 году. Как минимум, о застое в техническом прогрессе говорит уменьшение доли экспорта машин и оборудования в советском экспорте в капиталистические страны с 11,5 % в 1988 году до 10,5 % в 1990 году [11] несмотря на большие возможности для экспорта в эту группу стран и высвободившиеся в связи с сокращением экспорта в социалистические и развивающиеся страны ресурсы оборудования.
Если обратиться к показателям технического уровня и динамике производства отдельных прогрессивных видов продукции [12], то обнаружится, что улучшения происходили в 1986-1990 годах медленнее, чем в предыдущей пятилетке, а в 1990 году по некоторым позициям начался даже регресс. Наиболее заметен прогресс в использовании интенсивных технологий выращивания зерновых культур в колхозах и совхозах (с 19 до 42 % по озимым культурам). Существенен был рост удельного веса производства металлорежущих станков с числовым программным управлением (с 8,1 до 14,1 %). Почти в 2 раза выросло производство роторных и роторно-конвейерных линий. Наладили выпуск более производительных комбайнов ДОН-1500. Появилось производство персональных ЭВМ. Следует также упомянуть о таких достижениях, как начало полетов более экономичных пассажирских дальне- и среднемагистральных самолетов Ил-96-300 и Ту-204, грузового самолета Ан-250 «Мрия». Впрочем, они явились результатом длительной предшествующей работы, только завершенной в этот период. В то же время малорезультативными оказались усилия по созданию гибких производственных линий (ГАП) и комплексов, на которые возлагались очень большие надежды в повышении производи- ельности труда машиностроителей (во многом эти неудачи были связаны с низким качеством электронных изделий) и с производством композитных материалов.
Наибольшее внимание в перестроечной пятилетке уделялось преодолению колоссального отставания в электронной технике, которое сдерживало развитие многих отраслей экономики, в том числе и военной техники, и удовлетворение потребностей населения в бытовой электронике. Но как раз здесь результаты оказались минимальны. К сожалению, для рассматриваемого периода, гораздо меньше серьезной литературы об истории этой отрасли, чем для предыдущих периодов. Поэтому в большей степени приходится полагаться на источники в периодической печати и мемуарной литературе. Сразу следует отметить, что разработка мер по развитию этой ключевой отрасли шла с огромным опозданием. Лишь в апреле 1988 года было принято постановление Совета министров СССР «О неотложных мерах по ускорению развития электронной промышленности» [13]. В нем были намечены крупные меры по развитию производственной и научной базы отрасли. Но и здесь, видимо, сильно поскупились. Вот как описывает ход обсуждения постановления на заседании политбюро А.С. Черняев: «Горбачев еще весной решил заслушать на ПБ дело с созданием у нас сверхмощных ЭВМ. Пригласили академиков Прохорова, Лихарева, Валиева, Алферова, Велихова. Один за другим они выступали, раскрывали колоссальные возможности по решению уникальных задач, которые, по их мнению, позволяли буквально скачком обогнать Запад или выйти на уровень самых высоких мировых показателей в этой области. И вместе с тем представили просто жалкую картину финансирования, материального обеспечения их работ» [14]. Из дальнейшей записи А.С. Черняева создается впечатление, что на этом заседании Горбачев поддержал просьбы ученых. Но вот восемью страницами ранее автор мемуаров описывает негативную реакцию того же М.С. Горбачева на предложения по развитию электронной промышленности: «Министр Колесников опять предлагает строить электронные заводы. А что получили? От Горького до Новгорода по всему золотому кольцу деревни опустошены, вымерли» [15]. Получается, что произошло это из-за чрезмерного развития электронной промышленности.
Есть только отрывочные данные о развитии электронной промышленности в конце 1980-х годов. Ее уровень был не столь уж мал в количественном отношении. По оценке академика Ж. Алферова, в середине 1980-х годов в решающей части отрасли — производстве электронных компонентов — в переводе на доллары СССР был третьей в мире державой после США и Японии [16] (впрочем, не очевидно, что здесь учитывается качество этих компонентов). Определенный прогресс в отрасли наблюдался и в конце перестройки. Так, за 1989-1990 годы производство цветных кинескопов и интегральных микросхем увеличилось на 27-30 %. Соответственно на 35 % и в 1,5 раза сократился уровень претензий к их качеству [17]. Вместе с тем этот прогресс следует считать ничтожным, учитывая масштаб отставания отрасли от мирового уровня. Объясняя причины такого отставания, авторы статьи под характерным заголовком «Забытая электроника», опираясь на результаты проверки комиссиями Верховного Совета СССР и Комитетом народного контроля СССР, указывают на вопиющие упущения в налаживании производства необходимых для электроники химических материалов и специального проката. Не было введено ни одного(!) из 20 намеченных постановлением 1988 года к вводу в 1990 году 20 особо чистых помещений по выпуску микросхем с высокой степенью интеграции, в то время как на Западе их имелись сотни. Большинство производственных и научных объектов, строившихся в Зеленограде и других городах, не были введены в действие. Следует добавить, что выпущенные наконец первые персональные ЭВМ оказались низкого качества, а производство суперкомпьютеров так и не было налажено. Не удивительно, что после открытия внутреннего рынка для иностранной продукции отставшая на много лет отечественная электронная промышленность не выдержала конкуренции и рухнула. В ее драматическом развитии сказались общие недостатки государственного руководства в период перестройки: запаздывание с принятием важных решений, отсутствие требовательности и контроля за их реализацией. Впрочем, за два-два с половиной года не так и много можно было сделать.
А в 1991 году уже было не до электронной промышленности в условиях политического и экономического кризиса, обрушившегося на страну.
В качестве синтетического показателя уровня научно-технического прогресса в важнейшей области гражданской промышленности — в гражданском машиностроении можно привести данные за 1990 год об удельном весе продукции с микропроцессорной техникой в общем выпуске продукции (6,8 %) и об уровне автоматизации проектно-конструкторских и технологических разработок (17,8 %) [18], в то время как в передовых странах эти показатели скорее всего намного превышали уже тогда 50 %. Крайне мала, просто ничтожна, оказалась и доля применяемых в гражданском машиностроении прогрессивных конструкционных материалов. Например, по композиционным материалам — 0,2 %, по инженерным пластмассам — 0,1, по технической керамике — 0,004 %, а аморфные материалы вообще не применялись [19].
Говоря об уровне военной техники в этот период, следует иметь в виду, что он являлся результатом длительного предшествующего развития. Так, работа над освоенными в те годы современными образцами самолетов и ракет началась еще в конце 1960-х годов [20]. И все же старые разработки надо было довести до конца. Во второй половине 1980-х годов было начато производство образцов военной техники, которые до сих пор считаются ее вершинами в России и экспортируются во многие страны мира — самолеты МиГ-29, МиГ-31, Су-25, Су-27, Ту-16, ракеты С-300, «Тополь», первый в СССР авианосец [21]. Крупнейшим техническим достижением космонавтики явился космический челнок «Буран», запущенный в 1989 году.
Оценивая результаты научно-технического прогресса в годы перестройки в целом, ускорению которого в начале пятилетки придавалось ключевое значение, их следует признать разочаровывающими. Прогресс не только не ускорился, но даже замедлился. Каковы причины этого?
Начну с того, что в конце перестройки значительно снизился престиж научного и инженерного труда, уже не столь высокий и в 1970-1980-е годы. Если ориентироваться не на зарплату, а на доходы, то с появлением кооперативов формально легальная трудовая деятельность в них для представителей интеллектуального труда оказалась несравненно более доходной, а в чем-то поначалу и интеллектуальной. Именно в этот период начался буквально исход достаточно способных научных работников из науки [22].
Ослаблению престижа научной и инженерной деятельности способствовал и явный спад интереса общества к естественным наукам и к технике, даже разочарование в них после Чернобыля. Под влиянием антивоенной пропаганды упал интерес к науке и технике у государства [23] и оппозиции, что проявлялось в минимальном внимании к этой важнейшей сфере в правительственной и оппозиционных программах реформирования экономики, в частности, объемистой программе «500 дней», где этой сфере вообще не нашлось места. Почти перестала о ней позитивно писать и пресса.
Помимо утечки мозгов в бизнес в 1989-1990 годах интенсивно началась утечка мозгов за границу: с одной стороны, появилась такая возможность в связи со снятием ограничений на выезд, а с другой — была гораздо лучшая оплата научного труда за границей и была его востребованность там, в отличие от все уменьшающейся его востребованности в СССР.
Пытаясь улучшить организацию научного труда, государство пошло на перевод прикладных научных учреждений на хозрасчет. Однако, как и многие другие нововведения периода перестройки, это мероприятие было использовано в основном для беззастенчивого обогащения руководства научных учреждений. Пресса была буквально переполнена вопиющими примерами огромных премий, получаемых научными руководителями за невыполненную работу. Госстрой СССР и госстрои союзных республик пошли даже, в связи с этим, на отмену решения о переводе научных учреждений на хозрасчет.
Важнейшей причиной деградации научно-технического комплекса в период перестройки явилось сохранение в неизменном виде как раз тех его особенностей, которые тормозили его развитие в предыдущий период. Напомню о них по стадиям НИОКР. В области фундаментальных наук почти полностью сохранилась бюрократическая система их организации в Академии наук СССР, отраслевых академиях СССР и союзных республиках, в высшей школе. Эта система подавляла индивидуальность наиболее способных ученых, не допускала объективной оценки их научного результата. Нововведения периода перестройки лишь несколько уменьшили это вопиющее положение.
В сфере прикладных наук наиболее важным недостатком явился продолжающийся отрыв научных учреждений от производства, подчиненность их министерствам, а не хозяйственным учреждениям. Для устранения этого недостатка практически ничего не было сделано, хотя разговоров велось много. Научно-производственные объединения охватывали незначительную часть научных учреждений. И это обстоятельство было, пожалуй, самой крупной ошибкой в реформировании науки и производства.
Отнюдь не исчезла старинная беда советской экономики — слабая заинтересованность производства во внедрении новой техники и технологии, более того — при новой политике она даже усилилась. Новая система экономических стимулов была в еще большей степени ориентирована на текущие нужды и потребности предприятий, их работников и особенно руководителей. Кроме того, у атомизированных предприятий не оказалось ни финансовых ресурсов, ни организационных возможностей, поскольку они были лишены научной и опытной базы, для проведения дорогостоящих мероприятий научно-технического характера.
Поскольку деятельность в области НИОКР по-прежнему носила преимущественно централизованный характер, ее результативность в значительной степени зависела от способности центрального руководства подобрать квалифицированный и энергичный состав руководителей научных учреждений, отвечающих за научные и технические разработки. Зная практику этого периода в подборе руководящих кадров, трудно ошибиться, предположив, что эти кадры подбирались отнюдь не в интересах дела, а преимущественно исходя из приятельских отношений. Не в этом ли в значительной части причина неудачи создаваемых в период перестройки таких структур, как МНТК?
Наконец, реальное сокращение производственных капиталовложений и их децентрализация на уровне предприятий (а не крупных объединений) в этот период крайне затрудняли проведение масштабных мероприятий по новому строительству и реконструкции, через которые и реализуется научно-технический прогресс.
Таким образом, можно констатировать, что в последние годы перестройки научно-технический прогресс, который в начале перестройки справедливо рассматривался как условие обновления экономики и общества, не просто замедлился, а вступил в период глубокого кризиса, что неизбежно должно было крайне негативно сказаться на дальнейших перспективах экономики. Советское руководство почти ничего не сделало, чтобы остановить эту катастрофу.
Тем не менее у СССР все еще оставался значительный научнотехнический потенциал, успех зависел от того, как его лучше использовать. Неумение решить эту действительно непростую комплексную задачу и предопределило неудачу в этой области в период перестройки. Эта задача осталась в наследство следующей эпохе.
Библиографические ссылки и примечания
1. Постижение. М., 1989.2. Почему НТР обошла СССР: интервью заместителя председателя Совета министров СССР Н. Лаверова // Рабочая трибуна. 1991. 26 мая.
3. Народное хозяйство СССР в 1990 году. М., 1991. С. 307. В упомянутом выше интервью Н. Лаверова приводится цифра в 7,1 %, возможно, включающая оборонные НИОКР.
4. Там же. С. 36-37.
5. Российский статистический ежегодник. М., 1994. С. 88.
6. Народное хозяйство СССР в 1990 году. М., 1991. С. 310.
7. Там же.
8. Там же.
9. Народное хозяйство Российской Федерации. 1992. М., 1992. С. 340.
10. Народное хозяйство СССР в 1990 году. М., 1991. С. 314.
11. Там же. С. 659.
12. Там же. С. 300-306.
13. Бушуев Ю., Волковой В. Забытая электроника // Рабочая трибуна. 1991. 15 янв.
14. Черняев А.С. Шесть лет с Горбачевым. М., 1993. С. 254.
15. Там же. С. 246-247.
16. Эксперт. 2000. № 30. С. 42-43.
17. Бушуев Ю., Волковой В. Забытая электроника // Рабочая трибуна. 1991. 15 янв.
18. Строганов Г. Машиностроительный комплекс и научно-технический прогресс // Плановое хозяйство. 1991. № 3. С. 3.
19. Там же. С. 6.
20. Дроговоз И. Воздушный щит страны Советов. Минск, 2003. С. 465.
21. Там же. С. 437-438.
22. Этот процесс ярко описан в романе Ю. Дубова «Большая пайка».
23. Показательно, что в докладе Н.И. Рыжкова о программе предстоящей деятельности правительства СССР I съезду народных депутатов СССР из 38 страниц текста научно-технической революции было посвящено не больше одной страницы.
Текст статьи приводится по изданию: Ханин Г.И. Экономическая история России в новейшее время / Монография в 2 т. Новосибирск: Издательство Новосибирского государственного технического университета, 2010. Т. 2. Экономика СССР и РСФСР в 1988-1991 годах. С. 225-234.