Содержание
1.1. Чистки приводят... к улучшению кадров
1.2. Хозяйственное руководство перед войной рационализируется...
1.4. Экзамен на зрелость в годы войны
Приложения
Приложение 1. Производство вооружения в 1937-1940 гг. (млн р., в ценах 1940 г.)
Приложение 2. Расчет производительности труда в авиационной промышленности СССР, США, Великобритании, Германии в 1943 году
Библиографические ссылки и примечания
.
1.1. Чистки приводят... к улучшению кадров
Развитие командной экономики, как и других экономических систем, переживало периоды возникновения и достижения зрелости, когда ее возможности раскрывались наиболее полно. Многое говорит о том, что период зрелости экономики страны начался во второй половине 1930-х годов. Тогда перед экономикой встала задача, намного более сложная, чем построить по иностранным образцам и зачастую под иностранным руководством современную индустриальную базу, — надо было самостоятельно развивать научно-технический прогресс, освоить созданный производственный потенциал, обеспечить повышение эффективности экономики.Для этого были определенные предпосылки, созданные в предыдущие годы колоссальными усилиями по расширению среднего и высшего образования. При всех крупных недостатках обучения в первой половине 1930-х годов за годы советской власти было подготовлено значительное количество специалистов с высшим и средним специальным образованием, превосходящих по своей квалификации средний уровень руководящих кадров советской экономики середины 1930-х годов, зачастую не имевших высшего и даже среднего специального образования. Особенно большой разрыв был у последних со специалистами, получившими высшее образование в 1920-е годы, когда стандарты технического образования в СССР были достаточно высокими. Именно выпускники технических вузов 1920-х годов, уже имевшие в это время опыт практической работы, прежде всего сменяли старых руководителей промышленности в ряде ее важнейших отраслей. В качестве примера назову И.Ф. Тевосяна, В.С. Емельянова, А.П. Завенягина.
Руководящий и инженерно-технический персонал советской экономики этой поры, состоявший преимущественно из бывших профессиональных революционеров и героев гражданской войны, с новыми задачами справлялся плохо. Но и уступить место более подготовленным людям он не хотел. Социальный механизм командной экономики был плохо приспособлен для обновления кадров. Сигнал к массовому обновлению руководящих кадров был дан в известной речи И.В. Сталина 4 мая 1935 года на выпуске академиков Красной армии. Смысл этой речи был не понят нашими историками. В ней Сталин признавал неспособность старых кадров овладеть новой техникой, созданной в период двух пятилеток, и в сущности призывал к их замене новыми, более подготовленными кадрами. Часто высмеивавшийся как лицемерный лозунг «Кадры решают все» был реальным проявлением осознания Сталиным бесполезности основной части старых руководителей для решения новых, более сложных экономических и военнополитических задач.
Варварским способом замены малоквалифицированных руководящих кадров на более квалифицированные и энергичные стала чистка 1937 года. В ходе ее произошла почти полная замена хозяйственных управленцев. На высшем уровне это, безусловно, резко повысило профессиональный уровень кадров. Достаточно сравнить, к примеру, фельдшерское образование наркома тяжпрома Серго Орджоникидзе с высокой профессиональной подготовкой наркомов важнейших отраслей тяжелой промышленности, назначенных в 1938-1939 годах, чтобы эта разница стала очевидной. Столь же очевидны профессиональные преимущества Н.А. Вознесенского в сравнении с В.В. Куйбышевым и А.Г. Зверева в сравнении с Г.Ф. Гринько. Такого же рода перемены произошли и на уровне начальников и главных инженеров главков, директоров крупнейших заводов. Даже в воспоминаниях такого бескомпромиссного противника сталинизма, как А.Д. Сахаров, признаются блестящие деловые качества многих руководителей того периода. Но не будем забывать, что это были типичные сталинские наркомы призыва 1937 года.
В это же время окончательно сформировались и другие необходимые элементы командной экономики. Сложилась стройная система контроля за действиями руководящих кадров, включавшая и партийный, и государственный (наркомгосконтроль), и, быть может, самый важный и осведомленный, контроль госбезопасности. Сложилась система строжайшей дисциплины и ответственности руководителей разного уровня, рабочих и колхозников за результаты труда, за выполнение планов. В период перестройки, в 80-е годы, система хозяйственного управления сталинской эпохи беспощадно осуждалась за суровость, жестокость. В пылу критики не замечали не только ее полного соответствия природе командной экономики. Отказывались видеть ее неразрывную связь с модернизацией экономики, с преобразованием аграрного общества в высокоиндустриальное, немыслимое без строгой дисциплины и ответственности. Сталинское руководство взяло на себя ту миссию преобразования поведения населения России, которую не успел выполнить капитализм, охвативший в свое время лишь небольшую часть хозяйственной жизни страны.
Интересна оценка репрессий 1937-1938 годов таким крайне антикоммунистическим и антисталинским автором, как Э. Радзинский, зачастую тонко чувствующим характер исторических процессов. Эту оценку мы находим в его очень неровной и часто поверхностной книге «Сталин»: «Полуграмотная, «подразложившаяся» верхушка, проявлявшая «желание отдохнуть», должна была высвободить места для нового, образованного, выросшего при нем (Сталине) поколения» [1].
Сталин прекрасно понимал высокую степень склонности командной экономики к получению незаработанных доходов. Они могли быть достигнуты самыми разнообразными путями: скрытым ростом цен, получением более легкого плана, понижением качества продукции, приписками к реально выполненному. Здесь, конечно, у Радзинского, как и у меня, нет оправдания репрессиям (кто же поставил у власти эту полуграмотную верхушку?), но их объяснение выглядит совсем не традиционно — в русле исключительно борьбы Сталина за власть.
Писатель Александр Бек в знаменитой книге «Новое назначение» вкладывает в уста своего героя, министра Онисимова, следующее объяснение смены руководителей промышленности в 1937-1938 годах: «Вчерашние "ура-рыцари"». Онисимов этак назвал блестящее созвездие директоров, выдвинувшихся в начале тридцатых годов и затем, недавно, со сталинской безжалостностью почти сплошь истребленных... В своих тогдашних размышлениях о совершившемся Онисимов склонялся к мысли, что уцелел закономерно... Не однажды ему думалось, что, к своему счастью, он вовремя успел получить техническое образование, стать прокатчиком-специалистом. А топор репрессий снес, свалил хозяйственников, ни черта, собственно — так с присущей ему категоричностью мысленно он формулировал, — в технике не смысливших, никакой специальностью, кроме политики, не обладавших. Организаторы производства, они, как не раз убеждался Онисимов, лишь весьма неконкретно, смутно знали заводское дело, производство, которым руководили. Бег времени сделал их ненужными» [2].
Значительный интерес представляет оценка смены руководства в экономике в эти годы, сделанная Д.М. Гвишиани. Он был серьезным советским специалистом в области управления и в то же время, являясь родственником А.Н. Косыгина и сыном видного руководителя НКВД — генерала М. Гвишиани, хорошо знал новый слой советских хозяйственников и мог сравнить его со старым поколением хозяйственных руководителей. Д. Гвишиани писал уже в 1990-е годы: «Мне кажется, что объективная причина выдвижения в 1930-1940-е годы плеяды молодых руководителей (следует перечень уже названных мною фамилий. — Г. Х.) состояла в вынужденной потребности в компетентных кадрах управления народным хозяйством. Это обстоятельство заставило Сталина отказаться от сложившейся практики назначения руководящих кадров по принципу идеологической преданности. Новые люди были специалистами, выросшими на производстве, способными отвечать за конкретное дело» [3].
Обращаю внимание на мысль о вынужденном характере этой замены. При оценке сказанного Д. Гвишиани следует учесть, что по своим взглядам он был сторонником конвергенции, поэтому ни о какой идеологической приверженности к сталинизму здесь не может быть и речи. Смена хозяйственных кадров в 1937-1938 годах, касавшаяся не только наркоматов и главков, но часто и предприятий, и даже цехов и отделов предприятий, не могла не привести к временному снижению производства в некоторых отраслях, к снижению эффективности использования ресурсов. Однако прочность сложившегося к тому времени хозяйственного механизма оказалась настолько велика, что даже эта огромная кадровая перетряска не привела к катастрофическим последствиям для экономики.
Хочу отметить важное обстоятельство, которое, как мне кажется, недооценивается при объяснении данного феномена. В наименьшей степени пострадали от репрессий старые специалисты, технические (часть их продолжала работать в «шарашках») и, что кажется более неожиданным, экономические кадры. В определенном отношении их роль даже выросла. Укажу на два отнюдь не рядовых примера. Как вспоминает бывший министр внешней торговли СССР М.А. Меньшиков, на коллегиях Министерства внешней торговли СССР перед войной, когда этот наркомат возглавлял А.И. Микоян, решающий голос принадлежал двум старым специалистам в области внешнеэкономических связей (одним из них был хорошо известный по своим работам профессор Л.И. Фрей). Показательно, что сам Микоян в своих воспоминаниях об этом умалчивает. Другой пример относится к деятельности Госбанка СССР, тоже в предвоенный период, когда им руководил Н.А. Булганин. При нем был создан экспертный совет, который возглавил очень талантливый экономист Ю.Е. Шенгер. В этот совет входили лучшие советские экономисты в области денежного обращения и кредита, в том числе такие крупные специалисты, как Ф.И. Михалев- ский, М.И. Боголепов, член первого правления Госбанка СССР В.С. Рапопорт [4].
И наконец, в высшем органе хозяйственного управления, в Госплане СССР, весной 1941 года был создан Совет научно-технической экспертизы, куда входили многие выдающиеся специалисты в области науки и техники [5]. Этот Совет осуществлял техническую экспертизу целесообразности крупных объектов строительства, разрабатывал план технического развития экономики (например, на период четвертой пятилетки).
Для лучшего понимания характера происходивших в конце 1930-х годов перемен в высшем хозяйственном руководстве СССР показательно изменение положения в нем клана Кагановичей — братьев Лазаря и Михаила, один из которых, Лазарь Каганович, в середине 1930-х годов был ближайшим к Сталину партийным и государственным руководителем. В 1938 году братья Кагановичи возглавляли два ведущих наркомата тяжелой промышленности — собственно наркомат тяжелой промышленности (Л. Каганович), куда входили тогда все ее отрасли, кроме машиностроения, и наркомат оборонной промышленности со всеми предприятиями оборонного машиностроения (М. Каганович). Кроме того, Л. Каганович одновременно (небывалый случай!) возглавлял важнейший наркомат путей сообщения, руководивший железнодорожным транспортом. Можно сказать, что все три наркомата занимали ключевое положение в экономике СССР и братья Кагановичи были «экономическими царями» советской экономики. При том ни один из них не имел технического образования и опыта хозяйственной деятельности на предприятиях промышленности, т.е. они были типичными партийными аппаратчиками. В то же время их (по крайнем мере, Л. Кагановича) нельзя считать бездарными хозяйственными руководителями. Так, хорошо знавший Лазаря Кагановича по совместной работе в качестве его заместителя и критически относившийся к нему Н.К. Байбаков отмечает, что он «был энергичным и требовательным, внес немалый вклад в развитие топливных отраслей и железнодорожного транспорта» [6]. Вместе с тем братья Кагановичи, по отзывам Н.К. Байбакова и других высших хозяйственных руководителей того времени (например, А.И. Шахурина и В.С. Емельянова), были технически малограмотными, а М. Каганович — и организационно бестолковым [7].
Влияние клана Кагановичей на хозяйственные дела начало быстро уменьшаться уже в начале 1939 года, когда страна стала приходить в себя после массовых репрессий. Был разукрупнен наркомат оборонной промышленности, из него выделились наркоматы судостроительной промышленности, вооружений и боеприпасов и во главе них были поставлены И. Тевосян, Б. Ванников, И. Сергеев. Все трое — технократы, а Тевосян и Ванников — талантливые руководители, с большим опытом хозяйственной работы. М. Каганович остался наркомом авиационной промышленности. В начале 1940 года он был заменен А. Шахуриным, имевшим высшее техническое образование и опыт хозяйственной работы.
Постепенно стало падать влияние и Л. Кагановича. Из его наркомата один за другим начали выделяться новые наркоматы. Еще в начале 1939 года выделились наркоматы черной и цветной металлургии. Первоначально новые наркомы были подобраны неудачно. Так, нарком черной металлургии А. Самохвалов оказался слабым руководителем и уже через год был заменен по-настоящему крепким хозяйственником И. Тевосяном, который быстро перестроил руководство отраслью. Во главе наркомата химической промышленности был поставлен опытный хозяйственник М.Г. Первухин. В конце концов из ведения Л. Кагановича был изъят остававшийся под его контролем наркомат — наркомат топливной промышленности, который в середине 1940 года был разделен на два — нефтяной и угольной промышленности. После устранения двух «последних могикан» периода дилетантского хозяйственного управления руководство важнейшими отраслями промышленности в середине 1940 года (после неудачной финской войны, стимулировавшей, думаю, эти перестановки) оказалось в основном в руках серьезных хозяйственников и специалистов. Были и исключения (например, во главе нефтяной промышленности до 1944 года стоял К.И. Седов, типичный аппаратчик), но это действительно были все-таки исключения, которые уже в ходе войны исправлялись. Тогда был заменен и Л. Каганович на посту наркома железнодорожного транспорта, и К. Седов, которого сменил профессионал Н. Байбаков.
.
1.2. Хозяйственное руководство перед войной рационализируется...
В целом вторая половина 1930-х годов характеризовалась значительной рационализацией государственного и хозяйственного управления по сравнению с предыдущим периодом «дикого социализма», с присущими ему поспешными и непродуманными реформами в различных областях. Начну со сферы образования, изменения в которой имели наиболее долгосрочные последствия для развития экономики. В 1934-1936 годах и в средней, и в высшей школе был восстановлен (во многом) характер обучения, присущий дореволюционной системе образования с регламентированным порядком занятий и достаточно жесткими требованиями к оценке знаний учащихся. Наряду с повышением оплаты труда преподавателей эти изменения привели к качественному росту обучения по сравнению с предыдущими годами, когда уровень знаний был зачастую просто ужасным. Выпускники средней и высшей школы второй половины 30-х годов стали серьезной опорой и для офицерских кадров военного времени, и для инженерно-технических работников периода войны и послевоенного развития экономики. Крупным шагом в повышении квалификационного состава кадров явилось создание системы трудовых резервов в 1940 году, которая позволила готовить значительно более квалифицированных рабочих, чем прежняя система индивидуальной подготовки и краткосрочной фабрично-заводской подготовки в ФЗУ.В узкоэкономической области отмечу проведенную в 1936 году реформу оптовых цен, которая ликвидировала убыточность в основных отраслях тяжелой промышленности и дала возможность более обоснованно планировать стоимостную структуру промышленного производства, оценивать его динамику и многие другие структурные характеристики экономики. В 1938 году были введены повышенные нормы амортизационных отчислений с выделением в них отчислений на ремонт, что позволило намного улучшить содержание основных производственных фондов, которые раньше находились в тяжелом состоянии. К сожалению, тогда так и не была произведена планировавшаяся переоценка основных фондов — она могла бы помочь реально оценить их восстановительную стоимость и тем самым намного более обоснованно определять и структуру себестоимости продукции, и расходы на капитальный ремонт и капитальные вложения, их динамику.
Производившиеся организационные изменения также благотворно сказались на положении дел в экономике. Разукрупнение промышленных наркоматов в начале 1939 года позволило более квалифицированно руководить соответствующими отраслями промышленности. Положение в строительстве улучшилось благодаря созданию специального наркомата строительства, который обеспечил единое руководство этой отраслью, ранее разбросанное по различным наркоматам. Специалисты по материально-техническому снабжению отмечают положительное влияние централизации материально-технического снабжения, осуществленное в 1940 году. Созданный тогда же Государственный комитет по стандартам приложил огромные усилия для повышения качества выпускаемой в стране продукции, что дало положительные результаты, хотя, конечно, и не могло привести к радикальному улучшению в условиях, когда количественные показатели плана превалировали над показателями качества продукции, а контроль потребителей над качеством продукции был тогда минимальным. Отмечу расширение практики соревнования отдельных творческих коллективов при решении важнейших технических задач, получившего широкое развитие начиная с 1938 года, прежде всего в оборонной промышленности с ее превосходными результатами в конструировании многих образцов военной техники.
Безусловно, положительную роль в развитии экономики, при всей их жесткости и даже жестокости, сыграли меры по укреплению производственной дисциплины, принятые в конце 1938 года и летом 1940 года, и увеличение продолжительности рабочего дня с 7 до 8 часов, оправдываемые предвоенным состоянием советского общества.
Серьезными мероприятиями по совершенствованию хозяйственного механизма явились новые методы планирования производства и заготовок в сельском хозяйстве. Методы эти, конечно, целиком вписывались в систему централизованного управления экономикой, но делали ее более совершенной. Так, мясопоставки с 1 января 1940 года устанавливались колхозам в зависимости от земельной площади, закрепленной за ними, а не от поголовья скота, как это было ранее. Это мероприятие заинтересовывало колхозы в расширении поголовья скота и его продуктивности. В 1940 году был изменен и принцип установления норм обязательных поставок всех сельскохозяйственных культур (кроме технических) — также в зависимости от земельных площадей. В экономической литературе по истории сельскохозяйственного производства отмечается, что указанные мероприятия привели к росту посевных площадей и поголовья скота в сельском хозяйстве в 1939-1940 годах [8].
Важную роль в улучшении положения в экономике сыграли меры по совершенствованию контроля за заработной платой, проведенные в 1939-1940 годах, и методы установления налога с оборота, введенные с начала 1939 года. Из экономии места я опускаю многие важные вопросы организации экономики и планирования в предвоенный период, которые следовало бы проанализировать (нормирование труда и материалов, организация планирования, структура плановых органов и т.д.). Эта проблема к тому же плохо исследована в экономической и исторической литературе. Однако на основе имеющихся данных можно сделать вывод, что, хотя качество планирования улучшилось по сравнению с началом 1930-х годов, когда оно было просто отвратительным, сохранялись многие беды начального периода советского планирования: позднее утверждение годовых планов, частая их корректировка в течение года, слабая обоснованность плановых заданий и т.д. Частично эти недостатки объяснялись быстрым изменением внешней обстановки. Так, необходимость наращивания военных расходов накануне войны или появление новой военной техники требовали внесения быстрых изменений в уже составленные планы. Частично причина состояла в недостаточной квалификации работников плановых органов и недооценке значения устойчивых и обоснованных планов высшим политическим руководством того времени. Немало было ошибок и в организационной структуре экономики. Заслуживает внимания критика А.И. Микояном в своих мемуарах, вышедших в 1999 году, изменений в составе и характере деятельности такого высшего хозяйственного органа, как Экономсовет СНК СССР, — Анастас Иванович назвал это «реорганизационной чехардой перед войной». Но само создание Экономсовета СНК СССР и Микоян считал обоснованной мерой. Положительно он оценил и создание летом 1940 года Бюро СНК по отраслям промышленности.
Важнейшим вопросом в системе управления советской экономикой было взаимоотношение партийного и государственного руководства. Руководящая роль ВКП(б) в управлении страной еще при жизни В.И. Ленина (в последние его годы) нашла отражение и в области руководства хозяйством — не только в определении партийными органами основных вопросов экономической политики, но и во вмешательстве в повседневную деятельность советских и хозяйственных органов различных уровней, прежде всего в подборе их руководящих кадров.
Несмотря на то что эта система имела очевидные недостатки и неоднократно подвергалась критике и самим Лениным, и некоторыми другими партийными руководителями 1920-х годов (Л. Троцкий, Л. Красин), она существовала, хотя и в измененном виде, все годы советской власти. Объяснялось это, на мой взгляд, двумя обстоятельствами. Коммунистическая партия никогда полностью не доверяла хозяйственным кадрам ни в политическом, ни в хозяйственном отношении, не без основания опасаясь злоупотребления ими своими возможностями в личных целях, в ущерб интересам государства и всей политической системы. Обычные способы контроля за их деятельностью (государственные контрольные, финансовые и другие органы) казались недостаточными, поскольку могли проконтролировать лишь часть деятельности хозяйственных органов. С другой стороны, партийные органы обеспечивали известную межотраслевую хозяйственную координацию на территории, выполняя тем самым, в известной степени, роль органов территориального управления, что было особенно важно для решения срочных экономических задач в области сельского хозяйства, строительства, при стихийных бедствиях и т.д.
Разумеется, вмешательство партийных органов в деятельность хозяйственных, далеко не всегда, мягко говоря, к тому же компетентное, вызывало недовольство хозяйственных органов. Как пишет старый хозяйственник И.В. Парамонов, хорошо знавший Серго Орджоникидзе: «Серго решительно выступал против смешения партийных функций с хозяйственными, сопротивлялся подмене хозяйственных органов партийными» [9]. По-видимому, с середины 1930-х годов Сталин тоже стал понимать недостатки дублирования партийных и хозяйственных органов. Об этом говорит критика чрезмерной вовлеченности партийных органов в хозяйственную жизнь, прозвучавшая в его выступлении на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года. Партийные органы отвлекались от идейно-политической работы и воспитания кадров. Однако организационные формы эта линия нашла только в решениях XVIII съезда партии.
В рамках рационализации управления экономикой в начале третьей пятилетки произошло определенное ослабление вмешательства партийных органов в хозяйственную жизнь. Проявлением этого ослабления стало упразднение, в соответствии с изменениями в Уставе партии, отраслевых отделов в партийных органах (кроме сельскохозяйственного отдела) [10]. В то же время в этом Уставе вводилось право контроля партийных организаций за работой производственных предприятий и вменялось в обязанность наркоматских парторганизаций сигнализировать о недостатках в деятельности наркоматов [11]. Тем не менее в целом эти решения означали заметное ослабление вмешательства партии в повседневную хозяйственную жизнь, так как упразднялась деятельность основных носителей такого вмешательства — аппарата партийных органов. Однако уже через полгода произошел прямой поворот в этом вопросе, который, насколько мне известно, не нашел объяснения в российской историко-экономической литературе. 29 ноября 1939 года Политбюро ЦК приняло постановление о создании промышленных отделов в ЦК компартий союзных республик, обкомах, крайкомах и горкомах партии. Это постановление не было в то время опубликовано. Оно предусматривало восстановление упраздненных ранее отраслевых отделов в промышленности и на транспорте (но не в других отраслях экономики, например, в сфере торговли и финансов) «в целях усиления партийного руководства промышленностью и транспортом», в том числе и для «проверки работы партийных организаций по осуществлению ими права контроля деятельности администрации предприятий» [12]. Таким образом, возрождалась значительная часть прежней системы контроля партии за руководством промышленностью и транспортом. Правда, этим постановлением не восстанавливались промышленные отделы самого ЦК партии, что представляло собой весьма существенную непоследовательность и нежелание полностью восстановить прежнее положение дел в этой области, что, в частности, затрудняло контроль за работой наркоматов. Чем же объяснить такой быстрый поворот? В порядке гипотезы выскажу предположение, что за короткий срок выявилась опасность бесконтрольного (со стороны партийных органов) хозяйственного управления. Видимо, хозяйственные руководители воспользовались устранением партийного контроля для злоупотреблений в различных сферах хозяйственной жизни. Возможно также (в дополнение к первой причине), что у партийного руководства появились опасения политической опасности излишней самостоятельности хозяйственных руководителей, образования мощного замкнутого хозяйственного блока. Не исключены и ведомственные претензии партийного аппарата на больший удельный вес в общественной жизни.
Результаты деятельности восстановленных отраслевых отделов и контроля партийных организаций за администрацией оказались весьма низкими. Именно так оценила эту деятельность 18-я партийная конференция, в решении которой было сказано немало жестких слов в этом отношении [13]. В решениях конференции предусматривалось дальнейшее расширение роли партии в хозяйственной жизни. С этой целью, в частности, предполагалось иметь не одного, а несколько секретарей партийных комитетов в городах, областях, краях и ЦК союзных республик [14]. Решения 18-й партийной конференции были направлены на радикальное повышение роли партийных комитетов и первичных партийных организаций в хозяйственной жизни. Из сказанного можно сделать вывод, что попытка ослабить роль партии в руководстве экономикой при сохранении командной системы в то время оказалась неудачной, не оправдала себя.
При рассмотрении проблемы роли партийных органов в экономике в конце 1930-х годов обращает на себя внимание следующее очень важное обстоятельство. В ЦК партии отраслевые органы так и не были восстановлены вплоть до начала войны. Чем объяснить эту кажущуюся непоследовательность? Думаю, это связано с тем, что Сталин понимал огромную опасность дублирования и некомпетентного вмешательства в хозяйственную жизнь на самом верхнем уровне руководства. С другой стороны, уровень компетентности аппарата наркоматов был более высоким, чем аппарата нижних органов, и деятельность наркоматов мог контролировать сам Сталин.
.
1.3. Результаты развития советской экономики в предвоенный период
Начать оценку развития советской экономики в предвоенный период необходимо с анализа третьего пятилетнего плана. По методике составления он мало отличался от сложившейся уже с начала плана второй пятилетки схемы. Даже директивы по его составлению были приняты с большим опозданием: более чем через год после начала пятилетки. Важнее, однако, другое. Его задания исходили из достигнутых результатов развития советской экономики в предыдущий период в том виде, как они определялись советской статистикой, без учета обоснованности такого определения и серьезного анализа изменения условий развития экономики. Таким образом, если, согласно официальным данным, национальный доход во второй пятилетке вырос на 111 % [15] (по исчислениям Р. Мурстина и Р. Пауэлла, учитывающим рост цен, ВНП вырос на 56,4 [16]), то плановое задание на следующую пятилетку никак не могло быть установлено намного ниже, чем в предыдущую. И действительно, оно предусматривало рост национального дохода на 80 % [17]. В пятилетнем плане, безусловно, отражалась растущая милитаризация советской экономики в условиях надвигающейся войны, но одновременно предусматривался довольно значительный рост и уровня жизни населения, и капитальных вложений в производственную и непроизводственную сферы (в сферу услуг) благодаря предполагавшемуся очень значительному повышению производительности труда и других показателей эффективности производства. Так, предусматривалось увеличение «потребления трудящихся» в 1,5 раза [18], обеспечиваемого ростом производства промышленных предметов потребления на 72 %, и продукции сельского хозяйства, сориентированного в основном на обеспечение нужд населения, на 52 % [19].Рост продукции народного хозяйства предполагалось осуществить преимущественно за счет повышения производительности труда, которая должна была обеспечить рост промышленного производства на 70 %, а строительного — еще в большей степени. В свою очередь, такой огромный, по мировым меркам, рост производительности труда предполагалось обеспечить благодаря, в значительной степени, обновлению основных фондов — за счет ввода в действие основных фондов в объеме почти на 90 % большем, чем во второй пятилетке [20]. В частности, ввод в действие мощностей электростанций планировалось увеличить более чем в 2 раза, что должно было обеспечить рост производства электроэнергии более чем в 2 раза [21] и, следовательно, огромный рост электровооруженности работающих, число которых должно было увеличиваться поэтому относительно в небольших размерах. Надежды на высокую производительность, видимо, подкреплялись официальными данными о высоких ее показателях во второй пятилетке. В свою очередь, напряженные задания по вводу в действие производственных мощностей балансировались заданиями по росту производства продукции инвестиционного машиностроения. На бумаге, таким образом, все выглядело обоснованным и убедительным. Но, как это часто бывало в советском планировании, забыли про овраги. А их было немало.
Весьма сомнительной выглядела неявная ориентация на результаты второй пятилетки. Ее действительно большие реальные достижения и по производству, и по эффективности были во многом компенсацией провалов первой пятилетки, результатом относительно простых мер по наведению элементарного порядка в различных областях производства. Добиться таких же результатов в третьей пятилетке было намного труднее и требовало каких-то специальных новаторских решений и действий, которые не предусматривались в плане. Еще более важно, что реализовался третий пятилетний план при огромном воздействии той чистки хозяйственных и иных руководящих кадров, а зачастую и кадров среднего звена управления, которая происходила в 1937-1939-х годах. Какими бы ни были долгосрочные результаты этой чистки, на первых порах она неизбежно должна была дезорганизовать всю систему управления экономикой. Думать, что в этих условиях можно добиться крупных хозяйственных успехов, как планировалось пятилетним планом, было величайшей иллюзией, самообманом. В таких условиях особенно болезненно должны были сказаться и намеченные планы по расширению военного производства.
Грубые просчеты в плане третьей пятилетки проявились уже в первый ее год, когда репрессии достигли своего пика. В конце 1930-х годов, как и позже в период войны, в вооруженных силах, происходил лихорадочный отбор руководящих кадров, пришедших к руководству взамен арестованных, — до тех пор, пока не находились более или менее способные люди. Нередко менялось несколько руководителей, пока подбирался подходящий. Как справедливо писал впоследствии И. Эренбург, новые руководители сидели на «краешке стула» [22] в ожидании своей замены (или ареста). В таких условиях невозможно было надеяться на хозяйственные успехи. Большим успехом было хотя бы сохранение прежнего уровня производства на старых предприятиях. Первым, как обычно, в 1930-1940-е годы хозяйственную дезорганизацию почувствовало население, ибо его нужды чаще всего в этот период не были приоритетными. Вопреки широко распространенному мнению, что товарный дефицит свирепствовал на рынке потребительских товаров все 1930-е годы, был короткий период, когда он был менее значителен: в 1935-1936-х годах. Индикатором степени дефицита являлось положение в Москве, где он был, конечно, намного меньше, чем в других районах и городах страны. К открытию VII съезда Советов СССР (1935 г.) в одном из универмагов Москвы было вывешено объявление, что в продаже имеется 220 сортов хлеба [23]. Спустя два года в «Правде» с восторгом сообщалось о том, что в московских гастрономах имеются сотни сортов колбасных и рыбных изделий [24]. Но уже 25 января 1936 года В.И. Вернадский записывает в своем дневнике, что «в Москве не хватает продовольствия, тревожное недоумение. Перебои с маслом, рыбой, крупой. Исчезла селедка. Все более волнуются и жалуются хозяйки. В Иваново-Вознесенске массовое отравление черным хлебом» [25]. Жалобы на плохое продовольственное снабжение повторяются в этом дневнике в течение всего 1938 года [26]. Для такого драматического ухудшения продовольственного положения, казалось, не было объективных причин, поскольку в 1937 году и урожай зерновых был высокий, и продукция пищевой промышленности росла. Возможно, произошло резкое увеличение государственных резервов. Однако в 1939 году, даже еще до начала военного конфликта с Финляндией, резко обострившего продовольственное положение, оно продолжало ухудшаться [27].
Еще хуже обеспечивался в этот период (как и в предыдущие годы, после отмены нэпа) спрос населения на непродовольственные товары, при том, что их производство в 1935-1938 годах заметно выросло. Дефицит даже простейших из них, в отличие от продовольственных товаров, стал постоянным явлением и в Москве. Показателен в этой связи рассказ советского резидента в Финляндии о его попытке перед отъездом в Финляндию приобрести обувь: «В магазинах обуви вообще не оказалось» [28]. И это в Москве! Много красноречивых свидетельств чудовищного товарного дефицита в конце 1930-х годов приводит Елена Осокина [29].
Если оценивать выполнение третьего пятилетнего плана в первые три года пятилетки, то оно выглядит катастрофическим. По большинству видов продукции гражданского назначения план по приросту выполнялся в незначительной степени. Сюда относятся и базовые продукты экономики (топливо, черные металлы). Намного ниже плановых заданий развивалась электроэнергетика. В сущности, топталась на одном месте, на сравнимой территории, продукция сельского хозяйства. Реальные доходы населения, в лучшем случае, оставались неизменными [30].
Непосредственным фактором срыва производственных заданий пятилетки являлся подлинный провал с намеченным вводом в действие производственных мощностей. Даже в стоимостном выражении ежегодный объем капитальных вложений был намного ниже намеченных пятилеткой (34 млрд р. вместо 38 млрд). Но на уровне натуральных показателей разрыв был просто ошеломляющим. Например, в такой приоритетной отрасли, как электроэнергетика, вместо ежегодного ввода в действие мощностей на 1,8 млн кВт вводилось лишь 0,6 млн, т. е. треть запланированного; из намеченных к вводу в действие в третьей пятилетке 20 доменных печей за 2 года и 8 месяцев было введено всего 5 печей. В других отраслях положение было еще хуже [31]. Огромный разрыв между выполнением плана капитальных вложений в стоимостном и натуральном выражении говорит прежде всего о значительных по масштабу инфляционных явлениях в этой сфере.
Столь катастрофическое невыполнение плановых заданий (помимо их недостаточной обоснованности) объяснялось незначительным ростом производства строительных материалов и стагнацией численности занятых в этой сфере. Отсутствие роста в производстве строительных материалов объяснялось тем же провалом программы ввода мощностей в этой отрасли. Стагнация численности занятых в строительстве была предопределена уже пятилетним планом, где был намечен, без достаточных предпосылок, рост производительности труда как основной фактор развития строительного производства. Поскольку технического перевооружения строительства не произошло, существенный рост производительности труда также оказался невозможным. К этому фактору добавилась дезорганизация строительства, вызванная массовыми репрессиями. Общая же численность занятых в строительстве в 1937 году составила 1,576 млн человек, а в 1940 году — 1,563 млн [32], т. е. даже сократилась, хотя предусматривался ее, пусть и небольшой, рост. Ключевая роль строительства в провале многих заданий пятилетки начала осознаваться лишь в 1939 году, когда стал проходить паралич в государственной деятельности, вызванный политическими репрессиями 1937-1938 годов. В мае 1939 года было принято решение о создании наркомата строительства СССР, во главе которого был поставлен опытный строитель С. Гинзбург. Но потребовался определенный период, чтобы этот наркомат начал реально влиять на деятельность отрасли. В отдельный наркомат была выделена в 1940 году промышленность строительных материалов, что также способствовало улучшению руководства этой отраслью, обеспечивающей строительство материалами. Если рост строительного производства оценивать по производству основного строительного материала — цемента — в размере 4 % в 1940 году по сравнению с 1937 годом, то он, конечно, минимальный, но все же обеспечивал ежегодный рост производительности труда примерно на 1,5 %, что с учетом дезорганизации производства в первые два года третьей пятилетки является не столь уж плохим результатом.
В промышленности необходимо выделить два сектора, которые развивались по совершенно различным траекториям: гражданский и военный. В преддверии войны и в условиях реальных, довольно крупных, военных конфликтов (особенно в Финляндии) военному сектору придавалось как никогда приоритетное значение. В этом секторе велись наиболее значительные строительные работы, он снабжается в первоочередном порядке материалами и оборудованием, рабочей силой. Для этого ускоренными темпами развивались отрасли, обеспечивающие военный сектор сырьем и материалами (цветная металлургия, качественные черные металлы, некоторые отрасли химической промышленности). Согласно официальным данным, военная продукция в 1940 году выросла по сравнению с 1937 годом в 2,44 раза [33], а ее доля в объеме чистой продукции промышленности в текущих ценах выросла с 10,4 % в 1937 году до 22,5 — в 1940 [34]. Учитывая склонность советской статистики преувеличивать реальную динамику выпуска продукции в машиностроении, я произвел собственный расчет динамики производства военной продукции в СССР в 1937-1940 годах с погодовой разбивкой, используя в качестве исходных официальные данные о выпуске военной продукции в эти годы и оптовые цены на типичные представители отдельных групп продукции в 1940 году. Произведенный подсчет, в который вошли основные виды вооружения, кроме производства военных судов и боеприпасов, выявил даже несколько больший объем выпуска военный техники, чем показала официальная статистика (редчайший случай!). Даже если не учитывать изменения качества военной техники, индекс роста продукции вооружения составил 2,48 раза. Между тем в этот период происходило очень быстрое качественное совершенствование многих видов военной техники. Так, танки Т-34 и КВ, которые начали выпускать в 1940 году, были намного эффективнее выпускавшихся ранее. То же самое можно сказать об истребителях и о бомбардировщиках, совершенствовалось также артиллерийское вооружение; несколько меньше внимания уделялось производству винтовок и пулеметов. С учетом этого обстоятельства, производство военной техники выросло значительно больше. Производство артиллерийских снарядов увеличилось за тот же период с менее 5 млн шт. до 43 млн, т. е. более чем в 8 раз. Значительно выросло также производство военных судов, поскольку именно в третьей пятилетке началось выполнение амбициозной программы создания в СССР «большого флота». Можно поэтому предположить, что в целом оборонная промышленность росла даже быстрее, чем показывает официальная статистика. Причины такой необычной ситуации с советской статистикой нуждаются в дополнительном изучении. Правда, можно подозревать, что огромный количественный рост сопровождался значительным ухудшением качества военной продукции, на что также есть указания в вышедшей в 90-е годы исторической литературе. Я имею в виду небрежность в изготовлении продукции, производственные недоделки.
Измерение экономического роста в периоды коренных структурных сдвигов, к которым относится и рассматриваемый, сопряжено, как хорошо известно экономистам, с большими трудностями. Можно назвать три продукта, которые задают границы этого роста: железнодорожные перевозки, производство топлива, производство электроэнергии. Динамика грузовых железнодорожных перевозок задает нижнюю границу экономического роста. Они выросли в этот период с 354,8 млрд т/км до 415,0 млрд [35], или на 17 %. Производство угля и нефти — двух основных в то время видов топлива — выросло со 173,9 млн т до 197,0 млн, или на 13,2 % [36]. Обычно потребление топливно-энергетических ресурсов достаточно точно характеризует динамику экономики. Но в рассматриваемый период этот показатель определенно мог преуменьшать реальный рост экономики, так как он происходил преимущественно за счет наукоемкой для своего времени и трудоемкой продукции, но малотопливоемкой (с учетом и прямых, и косвенных затрат). Динамика производства электроэнергии задает верхнюю границу роста, поскольку производство электроэнергии в этот период значительно опережало в развитых капиталистических странах, принимаемых за эталон в этих сравнениях, рост национального дохода и промышленной продукции. Производство электроэнергии с 1937 по 1940 год выросло с 36,2 млрд кВт-ч до 48,3 млрд [37], или на 33,4 %. Таким образом, даже опираясь только на данные о производстве ключевых продуктов народного хозяйства, можно предположить, что рост ВВП в этот период в СССР составил 15-20 %. И надо иметь в виду, что в эти годы, в основном в связи с присоединением новых районов, население СССР выросло примерно на 16 %. Правда, присоединенные районы по уровню экономического развития уступали СССР, хотя уровень жизни населения прибалтийских республик (кроме Литвы), безусловно, был выше, чем в СССР.
После войны западные экономисты приложили большие усилия, чтобы получить объективную оценку развития советской экономики в довоенный период. Я подробно анализировал успехи и неудачи этих попыток в книге «Советский экономический рост: анализ западных оценок». Здесь приведу эти оценки, относящиеся к 1937-1940 годам. Первым такую оценку дал еще в 1951 году Наум Ясный. Согласно его подсчетам, валовой национальный продукт СССР за этот период вырос на 19,5 % [38]. Впоследствии он снизил эту оценку до 10 % [39]. По наиболее авторитетным в западной литературе оценкам Абрама Бергсона, валовой национальный продукт СССР вырос за этот период на 18,2 % [40]. Я не буду здесь подробно анализировать качество этих оценок: этот анализ приведен в этой моей книге. Полагаю, что наиболее точной, хотя и не безупречной, является оценка А. Бергсона. Она хорошо согласуется с ключевыми экономическими показателями, о которых я говорил выше.
С учетом происшедшего в эти годы роста населения на 16-17 % указанный рост ВВП кажется небольшим. На душу населения он составляет 2-3 %. И все же это рост, а не спад. Даже для самого неблагоприятного периода, с точки зрения экономического роста, он все- таки продолжался и в абсолютном выражении, и на душу населения. Кризисным было состояние потребительского рынка, но не общего производства товаров и услуг. Не следует упускать из виду, что этому росту препятствовали многие политические события того времени: массовые чистки руководящих кадров всех уровней, три довольно крупных военных столкновения (о чем часто забывают экономические историки): бои на Халхин-Голе, польский поход, финская война. Наконец, по крайней мере две исключительно холодные зимы: 1938/39 и 1939/40 годов. Тяжело сказалась на экономике и мобилизация в вооруженные силы дополнительно нескольких миллионов мужчин трудоспособного возраста. Добавлю, что из трех лет пятилетки два года (1938 и 1939) были неурожайными. К тому же, очевидно, что социальные изменения в присоединенных к СССР областях не могли не сопровождаться крупными хозяйственными потерями для их экономики даже при самом тонком проведении этих преобразований, чего, конечно, не было. И то, что советская экономика выдержала эти испытания и не скатилась в общий экономический кризис, свидетельствует о ее жизнеспособности в данный период.
Об этом же говорит продолжение прогрессивных структурных изменений в экономике. Промышленность росла быстрее ВВП. По оценке Д. Ходжмена, она выросла в 1937-1940 годах на 15,9 %; по более поздним и более тщательным расчетам Г. Наттера (с учетом сложного машиностроения) — почти на 22,4 % [41]. Этот рост был в 2 раза меньше, чем показывала официальная статистика (45 %), что говорит об интенсивности инфляционных тенденций в экономике в этот период, и все же весьма высокий (примерно 7 % ежегодно), хотя и значительно ниже, чем в предыдущей пятилетке и чем было намечено в пятилетнем плане. Внутри промышленности более быстрыми темпами росли такие прогрессивные отрасли, как электроэнергетика, химическая промышленность, машиностроение (преимущественно оборонное), цветная металлургия. Следует иметь в виду, что натуральные показатели производства в ряде отраслей существенно недооценивали реального увеличения производства из-за происходивших прогрессивных структурных сдвигов в сторону выпуска более современной продукции. Так, в производстве продукции черной металлургии очень сильно вырос удельный вес качественного металла и электростали. Как уже говорилось, значительно выросли тактико-технические данные почти всех видов вооружения. Кстати, исчисленный Г. Наттером индекс промышленной продукции хорошо согласуется с увеличением потребления электроэнергии в промышленности в этот период.
Продолжали наращиваться, хотя и в замедленном темпе, расходы на науку, образование и здравоохранение.
Несмотря на крайне неблагоприятные погодные условия, ограниченность капитальных вложений, мобилизацию части трудоспособного населения продолжался рост сельскохозяйственного производства.
По сравнимой территории продукция сельского хозяйства в среднегодовом выражении превысила уровень предыдущей пятилетки более чем на 8 % [42]. Впрочем, учитывая то, что основное увеличение сельскохозяйственной продукции происходило во второй половине второй пятилетки, можно говорить и о застое выпуска продукции сельского хозяйства в третьей пятилетке. Здесь отставание от совершенно нереалистичных заданий пятилетнего плана было наибольшим.
В 1937-1940 годах повышались, хотя и значительно медленнее, чем планировалось в пятилетнем плане, некоторые показатели эффективности. Так, в промышленности при росте продукции (по Г. Наттеру) более чем на 22 % численность промышленно-производственного персонала увеличилась на 8,6 %, что означает рост годовой производительности труда почти на 13 %. Часовая производительность труда выросла значительно меньше вследствие того, что во втором полугодии 1940 года увеличена более чем на 14 % продолжительность рабочего дня. В расчете на год это дает увеличение продолжительности рабочего дня на 7 %. Получается рост часовой производительности труда на 6 %, или 2 % в год. Очень скромный, но все-таки рост. Данные по отдельным отраслям, где выпускалась относительно однородная продукция (черная металлургия, хлопчатобумажная промышленность, угольная промышленность, некоторые отрасли химической промышленности), показывают более значительные темпы повышения производительности труда [43]. В сельском хозяйстве росла урожайность большинства продуктов растениеводства, продуктивность животноводства (кроме молочного) [44], хотя этот рост был незначительным и заметно отставал от нереалистичных заданий пятилетнего плана.
Если судить о динамике материалоемкости по соотношению производства топливно-энергетических ресурсов и ВВП, производства продукции черной и цветной металлургии и продукции машиностроения, то она снижалась. Достаточно сказать, что выпуск промышленной продукции вырос более чем на 22 %, при росте (по Г. Наттеру) промежуточной промышленной продукции лишь на 10 %.
Гораздо хуже обстояло дело в третьей пятилетке с использованием основных фондов. Официальные данные о росте основных фондов всего народного хозяйства дают сильно преувеличенную оценку, поскольку в них недоучитывалась восстановительная стоимость основных фондов в 1937 году. Тем не менее даже эти данные показывают резкое замедление роста основных фондов в третьей пятилетке по сравнению со второй. Так, по приводившимся Н.А. Вознесенским данным о динамике стоимости основных фондов социалистических предприятий (они концентрировали большую часть этих фондов), их стоимость, не считая домашнего скота, выросла (в ценах 1945 года) с 285 млрд р. в 1932 году до 564 млрд в 1937 и 700 млрд в 1940 году [45], или на 279 млрд р. за 1932-1937 годы и на 136 млрд в 19371940 годах. Абсолютный ежегодный прирост основных фондов снизился с 55,6 млрд р. во второй пятилетке до 45,3 млрд в годы третьей пятилетки. Среднегодовой прирост в относительном выражении снизился более чем в 2 раза. Тем не менее, если доверять этим данным, он все же был весьма значительным: около 8 % ежегодно.
Натуральные данные, неизбежно неполные, дают весьма противоречивую картину реального роста основных фондов. Естественно, наибольший рост наблюдался в промышленности. Он был весьма внушительным в таких отраслях, как электроэнергетика и машиностроение. Так, мощность электростанций выросла с 8,2 млрд кВт до 10 млрд [46], или на 36 %. Парк металлорежущих станков вырос, по официальным данным, с 380 тыс. шт. на 01.01.1938 до 710 тыс. в конце 1940 года [47], или на 86 %. Однако эти данные вызывают большие сомнения в отношении их достоверности. Получается, что даже без учета выбытия парк металлорежущих станков ежегодно в третьей пятилетке увеличивался на 110 тыс. шт., в то время как производство металлорежущих станков даже в 1940 году составляло лишь 58 тыс. шт. Импорт металлорежущих станков, весьма значительный в начале второй пятилетки, резко сократился в конце второй пятилетки и в третьей пятилетке, за исключением 1940 года, когда он снова вырос (значительным оставался импорт только самых сложных станков). Выскажу предположение, что на конец 1937 года было большое количество не установленных станков и недоучитывался (или не учитывался?) их парк в военной промышленности.
В то же время очень медленно увеличивались фонды в черной металлургии и текстильной промышленности, в ряде других отраслей промышленности, вследствие невыполнения плана по вводу предприятий в действие в третьей пятилетке, о чем уже говорилось выше. Почти не выросло поголовье скота (кроме овец, коз и лошадей). Медленно увеличивался парк сельскохозяйственных машин.
Если опираться на официальные данные о росте производственных мощностей народного хозяйства, то обнаружится ухудшение их использования в третьей пятилетке. Особенно это заметно в машиностроении, металлообработке и сельском хозяйстве.
Резкое ухудшение товарно-денежной сбалансированности на потребительском рынке в 1938-1940 годах объяснялось главным образом глубокой дезорганизацией денежного обращения в этот период, а не системными недостатками командной экономики, которые не помешали обеспечить эту сбалансированность в приемлемых для населения размерах в 1935-1937 годах и в 50-е годы. Причинами этой дезорганизации, как мне представляется, были: переоценка хозяйственных достижений предыдущего периода; стремление в пропагандистских целях сохранить стабильность розничных цен; дезорганизация всего хозяйственного руководства в результате репрессий 1937-1938 годов и, в частности, в системе руководства розничной торговли (в Наркомате торговли СССР и наркоматах союзных республик), Госбанка СССР, в местных органах.
Первый грозный симптом глубокого неблагополучия в финансовой системе появился при составлении бюджета СССР на IV квартал 1937 года, когда его дефицит первоначально составил 5 % на годовом уровне, или 25 % на квартальном уровне [48], — колоссальная величина, свидетельствующая о глубочайших диспропорциях в экономике и нереалистичности экономического и финансового планирования в этом году.
В 1938 году, с которого размеры товарного дефицита стали особенно значительными, разрыв между ростом товарной и денежной массы принял чрезвычайно большие размеры, хотя этот разрыв наметился уже в 1937 году. В 1938 году розничный товарооборот государственной и кооперативной торговли в текущих ценах вырос на 10 %, в то время как годовой фонд заработной платы, в основном определявший в то время размер денежных доходов населения, вырос на 17,2 % [49]. Понятно, что рост товарно-денежной несбалансированности при фиксированных государственных розничных ценах немедленно отразился на ценах колхозного рынка. Оборот колхозной базарной торговли вырос в 1938 году в текущих ценах по сравнению с 1937 годом на 35,5 % [50], что означало рост цен, как минимум, на ту же величину, а возможно, и большую, поскольку объем продукции сельского хозяйства в этом году по ряду видов был ниже, чем в предыдущем.
Я потому так подробно остановился на состоянии денежного обращения в 1938 году, что в ряде даже весьма квалифицированных работ трудности в этой области датируются 1940 годом, начиная с финской войны. Именно так рассматривает этот вопрос один из лучших знатоков истории денежного обращения З.В. Атлас [51]. Такого же мнения придерживался и другой серьезный знаток советского денежного обращения — В.М. Батырев. В книге Елены Осокиной факт расстройства денежного обращения в данный период упоминается, но ему отводится очень скромное место при объяснении причин огромного дефицита потребительских товаров в этот период [52]. Среди работ советских экономистов в области денежного обращения исключением является книга И.И. Конника, вышедшая в середине 1960-х годов. Он совершенно правильно выделяет в третьей пятилетке два этапа в развитии денежного обращения: первый этап, вплоть до второй половины 1940 года, «когда в денежном обращении нарастала напряженность, связанная с частичной военной перестройкой экономики», и второй — со второй половины 1940 года до первой половины 1941 года, когда на основе успешного развития народного хозяйства стала преодолеваться возникшая напряженность [53]. По приводимым И.И. Конником данным, скорость оборота денег — наиболее точный показатель эффективности денежного обращения — упала с 12,6 оборота в 1936 году до 10,6 оборота в 1938 году и до 9,4 оборота — в 1939 году, лишь в 1940 году она выросла до 9,8 оборота, хотя уровень 1936 года далеко еще не был достигнут.
С оценкой И.И. Конника причин расстройства денежного обращения в первые годы третьей пятилетки нельзя полностью согласиться. Он связывает его лишь с частичной военной перестройкой экономики, не упоминая в этом месте об ухудшении уровня хозяйствования, на что указывает только при анализе причин его оздоровления в последующий период, когда, кстати сказать, эта военная перестройка не только продолжалась, но и усилилась. Конник совсем не упоминает о произведенном в 1940 году значительном, почти на 12 %, повышении уровня розничных цен [54], что качественно изменило ситуацию на потребительском рынке, выровняв соотношения стоимости продаваемых товаров и денежных доходов населения.
Немалую роль в оздоровлении денежного обращения сыграло и улучшение деятельности финансовых органов по сбору налогов. Новый нарком финансов А.Г. Зверев предпринял энергичные шаги в этом направлении. Впоследствии он с гордостью и с полным основанием вспоминал об этом на примере сбора налога с оборота и налогов с населения в Российской Федерации: «С 1935 года план по этому налогу (налогу с оборота. — Г. Х.) наркоматом финансов не выполнялся. В 1939 году он впервые за несколько лет был не только выполнен, но и перевыполнен (на 4,6 %), а план по государственным доходам выполнили 50 финорганов РФ из 55. Из всех 2250 районов Российской Федерации план по платежам от населения был выполнен лишь 10 (десятью!) районами. В следующем году удалось поднять эту цифру до 125, а в 1939 году она менялась так: 295, 566, 851 и 774» [55] (речь идет о кварталах 1939 года).
Резкое улучшение товарно-денежной сбалансированности на потребительском рынке в первой половине 1941 года (о чем совершенно не упоминает Елена Осокина) сказалось даже в первые дни Великой Отечественной войны. Данные на этот счет имеются по Москве, которая переживала очень серьезные перебои в снабжении в предыдущие годы, особенно в период войны с Финляндией, несравненно менее масштабной. Приведу два авторитетных свидетельства того, что в первые недели войны положение на московском потребительском рынке было благополучным. Одно принадлежит известному английскому журналисту Александру Верту, который жил в это время в Москве и систематически вел дневник. Он пишет: «В начале июля еще ни в чем не ощущалось сколько-нибудь значительного недостатка и особенно много было продуктов питания и папирос» [56]. Известный советский журналист Юрий Жуков в своем дневнике писал с известным удивлением 25 июня 1941 года: «Очередей нет». Он же 1 июля записывает с тем же удивлением: «В магазинах все еще можно купить шоколад «дирижабль», макароны, теплую булку, велосипед, костюм» [57]. Ничего не пишет о дефиците потребительских товаров в начале войны и В.И. Вернадский, который систематически отмечал все недостатки в снабжении населения в предыдущие годы.
Немалую роль в поддержании относительной товарно-денежной стабильности в первые недели войны сыграли, конечно, введенные уже 23 июня ограничения по ежемесячной выдаче вкладов (не более 200 р. на одного вкладчика в месяц), что, впрочем, было не так уж и мало.
Острый дефицит потребительских товаров в 1937-1940 годах открывал большие возможности для развития теневой экономики и спекуляции. В книге Елены Осокиной эта проблема раскрыта очень ярко, подробно и убедительно [58]. Показаны весьма широкий размах и для своего времени высокая доходность теневого предпринимательства, широкие масштабы спекуляции торговых работников поступающими в их распоряжение дефицитными ресурсами, высокие доходы от этой спекуляции руководителей торговых предприятий и их покровителей в управлении торговли. Эти доходы нередко превышали оклады наркомов. Правоохранительные органы, опираясь на широкую сеть осведомителей в торговле (только по Москве их было около тысячи), выявляли многих проворовавшихся торговых работников и теневиков, но покончить с этими явлениями, конечно, не могли. Показательно, что если о дефиците министр торговли РСФСР Д.В. Павлов еще пишет в своих воспоминаниях, то о коррупции в торговле он даже не упоминает, несмотря на ее значительные размеры. А.И. Микоян, курировавший в правительстве вопросы торговли, в воспоминаниях об этой стороне своей деятельности тоже не пишет, что кажется просто невероятным (в случае с Д. Павловым это могло объясняться цензурными соображениями).
Растущая уверенность советского руководства в состоянии и возможностях советской экономики в результате перелома, достигнутого во втором полугодии 1940 года, нашла яркое отражение в народнохозяйственном плане на 1941 год. Следует отметить, что традиционно годовые планы были намного более реалистичны, чем пятилетние планы, ибо именно по результатам их выполнения практически оценивалась деятельность и Госплана, и наркоматов, и предприятий. Уже по одному этому, по характеру годового плана, по крайней мере, с 1933 года, когда советское экономическое планирование стало более реалистичным, можно было судить о положении в экономике. С другой стороны, основные положения народнохозяйственного плана на 1940 год были впервые в третьей пятилетке обнародованы официально, что говорило о растущей уверенности советского руководства в его реальности. Одновременно стало возможным обнародовать ряд данных о положении в экономике, которые несколько лет не публиковались в силу неблагоприятного положения в соответствующих отраслях.
Первое, что обращает на себя внимание при рассмотрении плана на 1940 год, — это его амбициозность. Она проявилась прежде всего в заданиях по росту промышленной продукции и капитальным вложениям. Предусматривался рост промышленной продукции на 17-18 %, т. е. заметно выше, чем намеченный прирост по пятилетнему плану. При этом основная часть прироста обеспечивалась за счет повышения производительности труда (на 12 %) [59]. В этом задании содержался, как обычно, некоторый инфляционный компонент, но он не был велик, максимум 3-4 %, о чем говорят задания по выпуску продукции в натуральном выражении, особенно значительные, как обычно, по средствам производства, но и по выпуску потребительских товаров (рост производства хлопчатобумажных тканей и кожаной обуви — на 11 %, сахара-песка — на 27, консервов — на 24 %) [60]. При этом особый упор делался на выпуск самой современной и качественной продукции, прежде всего для нужд военной промышленности. Так, намечалось увеличить выпуск специальных легирующих сталей на 100 % (!), производство специального листа — на 85 и быстрорежущей стали — на 125, станков-автоматов и полуавтоматов — на 76 % [61]. Таких напряженных заданий по выпуску новой техники на год не устанавливалось уже со времен первой пятилетки.
Намеченный большой рост промышленной продукции частично опирался на возможности, созданные присоединением к СССР прибалтийских республик, но этот фактор не был велик, так как их промышленный потенциал был незначителен. Более существенную роль играл, о чем уже говорилось, фактор увеличения фонда рабочего времени в результате перехода с июля 1940 года на восьмичасовой рабочий день, что, впрочем, лишь частично отразилось на результатах 1940 года. Очень большую роль в достижении намеченного подъема должно было сыграть капитальное строительство, особенно по непрерывным производствам, где возможности лучшего использования уже существующих производственных мощностей были ограниченными.
Программа капитальных вложений в народное хозяйство предусматривала их увеличение по сравнению с предыдущим годом более чем на 50 % [62]. Такой огромный рост капитальных вложений в экономику предусматривался также впервые со времен первой пятилетки он призван был восполнить возникшее в первые три года третьей пятилетки отставание по вводу в действие производственных мощностей. Особенно большой рост капитальных вложений намечался по промышленности (на 76 %), в том числе в отрасли с непрерывным производством, лимитирующие рост всей промышленности, — в черную металлургию (на 122 %!), строительство электростанций (на 148 %!), нефтяную промышленность (на 123 %!) [63].
Задания ввести в действие производственные мощности по ряду важнейших продуктов были больше, чем их фактический ввод за первые три года третьей пятилетки. Так, намечался ввод в действие электростанций на 1,75 млн кВт — на уровне первых трех лет, запуск мартеновских печей — мощностью более чем в 2 раза по сравнению с первыми тремя годами третьей пятилетки, а произвести стали планировалось на уровне первых трех лет. Даже запуск веретен на хлопчатобумажных фабриках намечался большим, чем за первые три года пятилетки. Огромный рост капитальных вложений планировался и по железнодорожному транспорту (более чем на 55 %).
При всей очевидной ориентации годового плана на выпуск военной продукции и средств производства, в то же время (и это кажется особенно удивительным) намечалось, пусть и небольшое, повышение уровня жизни населения: увеличение производства многих потребительских товаров, продукции сельского хозяйства, расходов на социально-культурные мероприятия, числа учащихся во всех видах обучения.
Наиболее очевидные достижения нового поколения хозяйственных руководителей и обновленных методов хозяйственного руководства проявились в полном объеме в первом полугодии 1941 года. Следует отметить, что анализ результатов экономического развития в первом полугодии 1941 года сопряжен с серьезными трудностями. Дело в том, что в июне 1941 года значительная часть территории СССР (Прибалтика, Западная Украина и Западная Белоруссия) уже были оккупированы. В результате мобилизации, начавшейся эвакуации промышленности, дезорганизации транспортных перевозок пострадала и экономика в неоккупированных районах страны. Можно только сугубо ориентировочно внести поправки на эти факторы в общую экономическую картину страны.
По приведенным Н.А. Вознесенским данным, в середине 1941 года валовая продукция промышленности достигла 86 % от уровня, установленного на 1942 год заданием пятилетнего плана, т. е. 184 млрд р. [64], что дает достигнутый уровень промышленного производства равным 158 млрд р. за весь год. Это близко к заданию плана на 1941 год — 162 млрд р. и составляет 114,5 % к уровню 1940 года, что с учетом неизбежного абсолютного роста производства во втором полугодии могло означать выполнение намеченного плана на 1941 год. Не очень ясное упоминание о середине года может относиться как к маю, последнему мирному месяцу, так и к июню 1941 года, когда уже велась война, что негативно сказывалось на объеме производства в этом месяце. Грузооборот железнодорожного транспорта, по данным Н.А. Вознесенского, в первом полугодии 1941 года вышел на уровень 90 % от заданий пятилетнего плана, т. е. 459 млрд т-км, что значительно больше, чем было намечено планом на 1941 год (431 млрд т-км), и на 10,8 % больше, чем в 1940 году, — это говорит о быстром росте экономики и особенно промышленности в первом полугодии (для более точной оценки следует сделать поправку на некоммерческие перевозки, для чего, к сожалению, у меня нет данных).
В соответствии с заданиями плана на 1941 год развивались основные отрасли тяжелой промышленности. Так, если экстраполировать результаты первого полугодия 1941 года на весь год, получается рост производства электроэнергии на 13,5 %, нефти на 11,1, угля на 10,8, чугуна на 20,8, стали на 24,6, проката черных металлов на 25,2, железной руды на 10,4 %. Эти результаты соответствуют заданиям годового плана по электроэнергии, нефти, выше заданий плана по чугуну и стали и лишь по углю заметно ниже заданий годового плана [65]. Следует при этом учитывать, что в ряде отраслей тяжелой промышленности не произошло намеченного годовым планом значительного ввода в действие производственных мощностей, которое обычно в СССР происходило в конце года. Происшедший в первом полугодии 1941 года прирост производства многих видов продукции (чугун, сталь, нефть...) оказался больше на годовом уровне, чем за все предыдущие годы третьей пятилетки.
В первом полугодии 1941 года по сравнению со среднесуточным производством в конце 1940 года среднесуточное производство важнейших продуктов тяжелой промышленности выросло на 7-18 %, что следует считать очень крупным достижением. Я беру для сравнения конец 1940 года потому, что условия первого полугодия 1941 года и конца 1940 года совершенно сравнимы: одинаковая продолжительность рабочего дня, те же территории. Особенно велики были достижения в области военной промышленности, что выразилось в развертывании массового производства новой военной техники (танков Т-34, КВ, самолетов нового поколения и т.д.). Поскольку в конце 1930-х годов советская экономика уже была полумилитаризована, ее успехи и неудачи выражались прежде всего в результатах работы военной промышленности и обеспечивающих ее отраслей. И именно эти отрасли быстро росли в тот период и в количественном (не стану, ввиду их общеизвестности, приводить цифры), и в качественном отношении. По расчетам М. Харрисона, во II квартале 1941 года объем производства военной продукции составил к среднегодовому уровню 1940 года 132 % [66], что следует считать очень крупным достижением. Остальные отрасли экономики, вплоть до начала 1941 года, переживали застой, что, принимая во внимание огромные военные расходы, можно было бы считать даже достижением. Однако в первом полугодии 1940 года произошел рост, как мы видели, уже всех отраслей тяжелой промышленности. План I квартала (последнего мирного квартала) был выполнен промышленностью на 100,5 %, а по ряду наркоматов перевыполнен на 1-5 % (по наркоматам электропромышленности, электростанций, по чермету, цветмету, химпрому, текстильпрому, тяжмашу), при невыполнении плана только по трем наркоматам (нефти, средмаша, общемаша). При этом почти по всем наркоматам план по численности работников был недовыполнен, что означало перевыполнение чрезвычайно напряженного плана по производительности труда [67]. Если предположить, что задания I квартала устанавливались в соответствии с годовым планом, то из этих данных следует, что объем производства промышленной продукции вырос на 19 %, занятость на 4 % (5 % по плану) и годовая производительность труда выросла более чем на 14 %. Годовой фонд рабочего времени в связи с изменением продолжительности рабочего дня увеличился примерно на 14 %, однако, учитывая, что значительная часть промышленности (не менее 40 %) носит непрерывный характер, фактически фонд рабочего времени вырос на 9 % и, следовательно, часовая производительность труда возросла примерно на 5 %, что, конечно, очень много по любым меркам — лучшим советским и западным. Еще более разительны результаты по отдельным отраслям промышленности. Так, по ранее систематически отстававшей станкостроительной промышленности (Главстанкопрому Наркомтяжпрома СССР) план I квартала по товарной продукции был выполнен на 109,7 % (!), валовой продукции — на 117,8, по производительности труда — на 106,1 %; себестоимость продукции при плане снижения на 3,1 % была снижена до 6,1 [68]. Также перевыполнен был план по двум другим главкам этого наркомата — Глававтогену и Главдизелю. Особенно важно, что был выполнен план освоения новых станков. И хотя на росте промышленной продукции и производительности труда, несомненно, сказался скрытый рост цен и масштабы промышленного роста были меньше, чем рапортовалось, эти показатели — весьма впечатляющие. План перевозок по железнодорожному транспорту был перевыполнен на 4,9 % при недовыполнении плана по численности работающих, что означало значительное перевыполнение плана по производительности труда на железных дорогах [69]. Хуже обстояло дело со строительством. План I квартала по объему строительства был выполнен на катастрофически низкую величину — 66,2 %, при том что план по численности строительных рабочих — на 76,5 % [70]. В строительстве не произошло никакого роста производительности труда.
В советской и западной экономической литературе последних лет третья пятилетка оценивается с точки зрения результатов экономического развития чрезвычайно низко. Создается впечатление чуть ли не полного застоя экономики в этот период.
К сожалению, эта распространенная тенденция нашла отражение и в работах высококвалифицированного знатока советской экономики Р. Дэвиса, автора многотомного фундаментального труда по ее истории в довоенный период. Освещая предвоенный период развития советской экономики, он пишет практически только о негативных явлениях [71]. Совершенно правильно излагая эти недостатки (которые, кстати, неоднократно описывались даже в советской экономической литературе), он, в отличие от предыдущих своих работ, просто не замечает ни достижений этого периода, ни объективных трудностей развития экономики, ни перелома, наступившего во второй половине 1940 года. Обсуждая, например, проблемы научно-технического прогресса, он ограничивается ссылкой на выпуск Харьковским электромеханическим заводом устаревших масляных реостатов. Довольно странный метод оценки важной экономической проблемы на основе отдельных примеров. Действительно, впечатляющих достижений в области научно-технического прогресса в гражданской промышленности в этот период было немного, о чем можно судить даже по содержанию обзорных статей на эту тему [72]. Но говорить о чуть ли не полном застое в этой области в третьей пятилетке неправильно. Как минимум, с 1936 года, после преодоления известного паралича в экономической политике 1937-1938 годов, внимание к научно-техническому прогрессу даже в гражданских отраслях резко возросло. Повышалась роль главных конструкторов, главных технологов, воссоздавались экспериментальные цеха на промышленных предприятиях, усиливалось материальное и моральное стимулирование научно-технических разработок (упомяну учреждение Сталинских премий за достижения в этой области). О масштабе работ по научно-техническому прогрессу в такой важнейшей отрасли, как станкостроение, свидетельствует тот факт, что в 1939-1940 годах было освоено производство 277 новых типов металлорежущих станков [73] из примерно 300 типов, намеченных пятилетним планом. Далеко не все из них отвечали мировому уровню, но это был все же бесспорный и серьезный прогресс. Напомню и о том, что план по выпуску новых станков в I квартале 1941 года выполнялся, в отличие от предыдущих лет. И, конечно, просто огромным был прогресс в оборонной промышленности. При всем том, бесспорно, что в довоенный период советская наука и техника в основном заимствовали достижения зарубежной науки и техники, внося ничтожный самостоятельный вклад в развитие мировой науки и техники. Но советские разработчики были достаточно квалифицированы, чтобы заимствовать и потом внедрять эти достижения в промышленное производство и в другие области экономики, что тоже совсем не просто и говорит о достаточно высоком уровне экономического развития.
О большом внимании, которое уделялось в годы третьей пятилетки развитию науки, свидетельствуют значительное увеличение ассигнований на науку в бюджете СССР и рост числа занятых в этой отрасли — с 234 тыс. человек в 1937 году до 267 тыс. в 1940 году (исключая занятых в геологоразведке и гидрометеорологии) [74], или на 15,6 %.
Прежде чем делать общий вывод о развитии советской экономики в годы третьей пятилетки, необходимо остановиться на роли системы принудительного труда в тот период. Этот вопрос замалчивался в советское время, что создавало искаженное представление о характере развития советской экономики. Впервые он был подробно рассмотрен в книге А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Однако А. Солженицын, по необходимости, вынужден был опираться на личные впечатления и свидетельства бывших заключенных. В 90-е годы опубликовано довольно много архивных материалов и исторических исследований о системе принудительного труда в СССР. Они прояснили некоторые вопросы о значении принудительного труда в развитии советской экономики. Впрочем, многое здесь все еще остается не совсем ясным. Дело в том, что эти работы в основном писали профессиональные историки, а не экономисты. Поэтому экономические проблемы принудительного труда освещались в этих работах весьма поверхностно.
Роль принудительного труда в экономике СССР в тот период нельзя считать ни решающей, как писал А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ», ни незначительной. В общем числе экономически активного населения страны (более 100 млн человек) число заключенных составляло не более 2 %. Труд заключенных вообще не использовался в решающих областях экономики (электроэнергетика, машиностроение, основная часть топливной промышленности, сельское хозяйство, транспорт), не говоря уже о сфере услуг. Но он широко использовался в некоторых важных областях экономики в районах, где применение вольнонаемного труда было затруднительно в силу дороговизны связанных с этим расходов на оплату труда и создание бытовых условий проживания. Речь идет о цветной металлургии и лесной промышленности в северных и восточных районах страны, о железнодорожном и гидротехническом строительстве и некоторых других отраслях экономики.
Империя ГУЛАГа была создана уже в 30-е годы под руководством Г.Г. Ягоды и окончательно сформировалась Н.И. Ежовым. В годы третьей пятилетки она в количественном отношении не претерпела существенных изменений. Эту систему также сотрясали политические репрессии и смена руководства как на уровне центрального аппарата, так и на уровне отдельных лагерей. По-видимому, здесь тоже наблюдался застой в экономике в первые годы третьей пятилетки и некоторое повышение ее эффективности в последний год перед войной, когда стабилизировался управленческий аппарат. Но для более конкретных выводов в этой области пока нет достаточно надежных данных. Я, конечно, рассматриваю здесь только экономическую суть самой системы, оставляя в стороне как ее место в политической системе страны (подсистема страха), так и условия жизни (если их можно так назвать) заключенных, что, несомненно, играет решающую роль в оценке всей этой системы. Другой важный вопрос — экономические потери, которые несло общество от отвлечения миллионов физически крепких и в значительной степени образованных людей для физического, зачастую неквалифицированного, труда.
Общий вывод из анализа экономики СССР в годы третьей пятилетки состоит в том, что, несмотря на огромные трудности и временный паралич хозяйственного руководства в начале пятилетки, в этот период были заложены основы успешного ее развития в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период.
Третья пятилетка завершила этап развития советской экономики, начатый первой пятилеткой. При колоссальных человеческих и нравственных потерях, о которых справедливо писалось в 90-е годы и которые, конечно, сказались на всем последующем развитии советского общества и экономики, в этот период были заложены основы успешного развития советской экономики на протяжении нескольких десятилетий. Была по существу заново создана материальная база тяжелой и пищевой промышленности, коренной технической реконструкции подверглась материально-техническая база растениеводства, создано крупное производство в сельском хозяйстве с присущими ему сильными сторонами, обучена огромная масса инженерно-технических работников и рабочих, хотя качество обучения еще оставляло желать лучшего. Был подобран сильный состав руководящих работников в промышленности и на железнодорожном транспорте, в управлении экономикой (Госплан, Госбанк, Наркомфин СССР, отраслевые наркоматы, аппарат правительства). Была создана разветвленная сеть научно-исследовательских институтов, высших и средних учебных заведений. Начало создаваться специализированное строительное производство. Важную роль в создании этих предпосылок дальнейшего экономического роста сыграла третья пятилетка, хотя на ее результатах эти усилия сказались в полной мере лишь в последний мирный год.
Наиболее слабыми местами советской экономики в предвоенный период, которые не были преодолены и в ходе третьей пятилетки (только начали преодолеваться), можно считать: низкую квалификацию большинства рабочих и инженерно-технических работников основных отраслей экономики, не получившего качественного образования; расточительное использование материальных ресурсов и производственных фондов; плохую организацию труда; низкое качество продукции, особенно товаров народного потребления; узкий ассортимент выпускаемой продукции, особенно предметов потребления; низкое качество планирования; низкую эффективность научнотехнических исследований и неудовлетворительный уровень их внедрения в производство, за исключением военной техники; товарноденежную несбалансированность по предметам потребления, систематические перебои в обеспечении ими населения.
Часть этих недостатков носила системный характер, вызванный особенностями командной экономики; другая часть являлась последствиями ускоренных темпов индустриализации и коллективизации, необходимости направлять огромные средства на укрепление военной мощи страны; третья — малым опытом управления командной экономикой, слабостью экономической науки, обобщавшей этот опыт, которой в тот период в области экономической теории не давали нормально развиваться; четвертая — наследием многовековой экономической и культурной отсталости России. Можно ли было эти недостатки преодолеть, должно было показать последующее развитие советской командной экономики.
.
1.4. Экзамен на зрелость в годы войны
Крупнейшим хозяйственным достижением военного периода следует считать увеличение производства основных видов военной техники в июле-августе 1941 года в несколько раз по сравнению с предвоенным периодом (хотя уже и перед войной экономика СССР была в высокой степени милитаризована). И это несмотря на оккупацию части территории страны и начало эвакуации многих промышленных предприятий, в том числе и оборонных. Другим хозяйственным достижением стала в целом успешная эвакуация нескольких тысяч крупных промышленных предприятий в восточные районы страны и миллионов людей — промышленного персонала и, что еще более важно, налаживание в кратчайшие сроки массового выпуска военной и иной продукции на этих предприятиях, смонтированных и запущенных на новых местах. При этом производительность труда на эвакуированных предприятиях, по расчетам известного английского экономиста М. Харрисона, возросла по сравнению с довоенным уровнем [75], хотя качественный состав работающих резко ухудшился в связи со значительным удельным весом женщин, детей и недавнего сельского населения; питание и другие бытовые условия работающих катастрофически ухудшились. В то же время производительность труда в гражданском секторе экономики, по расчетам того же Харрисона, упала примерно на 30 %, что легко объясняется все тем же ухудшением состава работающих и трудностями с обеспечением предприятий гражданской промышленности сырьем. Сыграло свою негативную роль и ухудшение состояния производственных фондов. Аналогичные явления имели место и в капиталистических странах в это же время, хотя и в меньших масштабах. В целом, если сравнить тенденции в изменении организации производства в период войны в США, Германии и в СССР в военной промышленности, то они оказываются очень похожими. О высокой эффективности советской военной промышленности в годы войны говорит тот факт, что, по подсчетам самого авторитетного западного знатока этой проблемы М. Харрисона, приведенным на конференции в Варвике (Великобритания), состоявшейся в 1995 году и посвященной военной экономике второй мировой войны, производительность труда в советской военной промышленности в 1943 году оказалась выше, чем в Германии и Великобритании, и уступала только производительности труда в военной промышленности США (это исчисление М. Харрисон произвел по моей просьбе и огласил устно на заседании конференции).Я провел самостоятельный расчет относительного уровня производительности труда в военной промышленности основных воюющих государств, за исключением Италии и Японии (табл. 1). В основу расчета были положены данные об объеме военного производства в воюющих государствах, исчисленные известным немецким экономистом Р. Вагенфюром, и данные из различных источников о численности занятых в военной промышленности отдельных стран. Данные о военном производстве относятся к 1943 году, который для всех воюющих государств, кроме Германии, был годом максимума военного производства.
Расчет дает поразительные результаты. Производительность труда в военной промышленности СССР оказывается более чем в 2 раза выше, чем в Великобритании и Германии, и лишь незначительно ниже, чем в США. В то же время в целом по промышленности СССР отставание по производительности труда перед войной составляло 4-5 раз, а по сравнению с Великобританией и Германией — более чем в 2 раза.
Таблица 1.
Производительность труда в военной промышленности воюющих государств в 1943 г.
Источники. Данные об объеме военного производства: Kennedy P. The Rise and fall of the great powers. — N. Y., 1989. — P. 355; занятость в военной промышленности США и Великобритании: Вишнев С. Рабочая сила // Военное хозяйство капиталистических стран и переход к мирной экономике / Под ред. И.А. Трахтенберга. — М.: Госпланиздат, 1947. — С. 82; занятость в военной промышленности СССР: Harrison M. Accounting for war. — Cambridge University Press, 1996. — P. 87; по Германии исчислено на основе приведенных в статье В. Абельшаузера данных о численности занятых в промышленности (10,6 млн человек) и доле занятых в выполнении военных заказов (61 %) (The economics of world war 11 / Ed. M. Harrison. — Cambridge Univerity Press, 1998. — P. 153, 160).
Очевидно, что технический уровень и особенно квалификация рабочих и инженерно-технических работников в то время в СССР были значительно ниже, чем в самых развитых странах капиталистического мира. Наиболее неправдоподобными в этом расчете выглядят данные по Германии. По-видимому, в исходные данные вкралась серьезная ошибка. В моем распоряжении есть и другие данные, согласно которым в военной промышленности Германии в 1943 году было занято лишь 2,68 млн человек [76]. Понятно, что использование этих данных приведет к иным показателям производительности труда — почти в 3 раза большей. Очевидно, что данные табл. 1 по Германии занижены. И, наконец, имеются данные о численности работающих на вермахт во всей промышленности: 6,6 млн человек, в том числе в машиностроении — 3,6 млн [77]. Здравый смысл подсказывает, что истинная величина находится в пределах 5-6 млн человек. Хотя численность населения в Германии была выше, чем в Великобритании, Германия в 1943 году почти не использовала женскую рабочую силу в промышленности, но зато использовала много иностранной рабочей силы (военнопленных и угнанных на работы в Германию). Разрыв в 1,5 раза в производительности труда между СССР и Германией подтверждается рассчитанными мною данными и по авиационной промышленности.Для проверки обоснованности приведенного расчета я сопоставил трудоемкость выпуска примерно однородных видов продукции в США и СССР в годы войны (в СССР — это сведения по 1943 году, в США год не указан, но, по-видимому, тоже 1943 год, так как отчет президента Г. Трумэна, где содержатся эти данные, относится к 1944 году). В табл. 2 приведены результаты сопоставления трудоемкости по авиационной промышленности двух стран, в частности, в расчете на 1 л.с.
Таблица 2.
Трудоемкость выпуска самолетов в США и СССР в годы войны
Источники. О трудоемкости самолетов в США: Варга Е. Изменения в экономике капитализма в итоге второй мировой войны. — М., 1946. — С. 107; по СССР: Вознесенский Н.А. Избранные произведения. — М., 1979. — С. 552.
Как видим, трудоемкость выпуска бомбардировщиков в СССР в расчете на 1 л. с. составляла к ближайшим по мощности самолетам (ИЛ-4 и В-25) 1,25, или США к СССР — 79 %. Таким образом, порядок величин тот же, что и в табл. 1 [Сравнение производительности труда в авиационной промышленности СССР, Великобритании, Германии и США в 1943 году приведено в прил. 2.].Очень близкими были масштабы снижения трудоемкости при выпуске военной продукции в СССР и США, судя по данным, приведенным в работах Е. Варги и Н. Вознесенского: соответственно по США и СССР, — примерно в 2 раза за годы войны.
Вызывает сомнение соотношение производительности труда в промышленности Германии и Великобритании, с одной стороны, и США — с другой. Здесь оно меньше, чем в целом по обрабатывающей промышленности этих стран перед второй мировой войной, хотя и незначительно (в Великобритании производительность труда составляла по обрабатывающей промышленности 44,7, в Германии — 50 %) [78].
Можно дать следующее объяснение результатам приведенных выше расчетов. Во-первых, в военной промышленности СССР использовались самые качественные ресурсы: оборудование, рабочая сила, руководящий персонал. Разрыв между техническим и квалификационным уровнем военной и гражданской продукции в СССР, очевидно, был значительно больше, чем в капиталистических странах. Вместе с тем организационное и техническое новаторство в советской военной промышленности оказалось большим, чем в других странах. Можно сказать, что в военной промышленности СССР в период войны сформировался уникальный по своему качеству слой руководящих и научно-технических кадров, а также рабочих. Недаром и десятилетия после войны при решении сложных производственных и научно-технических задач использовались кадры именно военно-промышленного комплекса военного времени. К сожалению, преимущественно речь шла опять- таки о задачах внутри военно-промышленного комплекса и гораздо реже — о задачах, решаемых гражданской промышленностью. Это отражено даже в советской художественной литературе. Так, конфликт в книге Галины Николаевой «Битва в пути» разворачивается между консерватором директором тракторного завода Вальганом и пришедшим из танковой промышленности новатором в технике и организации производства главным инженером Бахиревым.
Вместе с тем следует учитывать и другие факторы. Качество продукции в СССР было заметно ниже, чем в других странах. Речь идет не о совершенстве отдельных моделей, а о качестве их изготовления на предприятиях. Упреки в адрес руководителей авиационной промышленности периода войны, приведшие к их аресту и осуждению в 1946 году, как теперь ясно, отнюдь не были необоснованными, хотя и вызывались, очевидно, недостаточно реальными плановыми заданиями. Во-вторых, фактическая продолжительность рабочего дня в советской промышленности была выше, чем в промышленности западных стран, и эта разница не улавливается при расчете производительности труда на одного человека, а не на человеко-час. Поэтому, кстати, разрыв с США по трудоемкости больше, чем в расчете на одного человека. Наконец, когда речь идет о Германии, следует иметь в виду, что пик германского военного производства был в 1944 году, когда производительность труда в военной промышленности выросла более чем на 20 % по сравнению с предыдущим годом, при том, что огромным препятствием для военного производства Германии в этом году являлись бомбардировки военных предприятий и городского населения. Особенностью германского военного производства являлось то, что в период войны, вплоть до 1944 года, производительность труда в военной промышленности не росла — в отличие от ряда других воевавших стран, в том числе и СССР, где она увеличилась вдвое, хотя исходный уровень объема производства был примерно одинаковым. При всем том достижения военной промышленности СССР в годы войны были огромными и явно недооцененными в силу отсутствия удовлетворительного сравнения с промышленностью других воевавших стран. Сразу после войны много писалось о необходимости использования опыта военной промышленности в гражданской, но делалось, видимо, в этом отношении совершенно недостаточно, даже при конверсии после войны, которая носила все же ограниченный характер. Поразительные достижения в военной промышленности тем более значимы, что они относятся к одной из самых сложных в техническом и организационном отношении отраслей экономики — к машиностроению, где отставание по производительности труда в СССР всегда было наиболее значительным.
О недооценке опыта руководителей военной промышленности говорит тот факт, что среди руководителей советской экономики высшего уровня (председатель Совета министров, его первые заместители, руководители центральных экономических ведомств) на протяжении многих лет очень слабо были представлены руководители военной промышленности. Как редкое исключение можно назвать назначение Д.Ф. Устинова в 1963-1965 годах председателем СНХ СССР и В.А. Малышева — председателем Государственного комитета по новой технике в 1947-1950 и 1955-1957 годах.
Один важный вопрос, связанный с сопоставлением производительности труда в военной промышленности, требует, особенно применительно к СССР, дополнительного изучения. Дело в том, что в своих расчетах я использовал данные о составе занятых в военной промышленности, куда включалась численность производственного персонала соответствующих военно-промышленных министерств (весьма значительная часть непромышленного персонала, включая занятых в строительстве и НИОКР, сюда, видимо, не включалась, хотя этот вопрос требует уточнения). Между тем выпуском военной продукции занимались и гражданские министерства. Может возникнуть вопрос: не преувеличивается ли производительность труда в советской военной промышленности в связи с тем, что эта категория работников здесь не фигурирует? Этот вопрос занимал и М. Харрисона, согласно исчислениям которого индекс военного производства СССР в период войны неожиданно оказался значительно больше индекса ЦСУ СССР. Одну из причин такого несоответствия М. Харрисон нашел как раз в расхождении индекса продукции военно-промышленных министерств (кроме танковой) и всей военной продукции, который, по данным ЦСУ СССР, составил соответственно по ведомственному принципу 251 %, а по товарному — 312 % [79]. Эти данные говорят о том, что военная часть продукции гражданских министерств росла в период войны быстрее, чем продукция военных министерств, что весьма правдоподобно, если учесть, что в годы войны во многих отраслях, особенно в машиностроении, гражданская продукция была сведена к минимуму и заменена военной, в то время как военные отрасли промышленности были достаточно загружены военной продукцией и в предвоенный период. Многие гражданские предприятия с началом войны были переведены в военно-промышленные наркоматы, но немалое их число оставалось в ведении гражданских наркоматов, производя в то же время военную продукцию. Прямые данные о роли гражданских предприятий в выпуске военной продукции я обнаружил в имеющейся литературе только по одному министерству — Министерству боеприпасов. По данным Н.С. Симонова, в этом министерстве в 1944 году было 128 предприятий, а всего привлеченных в той или иной степени к выпуску боеприпасов было 1124 предприятия. Однако в какой степени были привлечены другие министерства к выпуску боеприпасов, Н.С. Симонов, к сожалению, не сообщает [80]. Есть основания предположить, что доля гражданских министерств в выпуске военной техники и боеприпасов все же была невелика, поскольку при большой их численности объем их производства был невелик. Об этом говорит сравнение численности занятых в военной промышленности с численностью занятых в машиностроении в годы войны. Эти данные практически идентичны [81]. Таким образом, учет военной продукции, выпускаемой гражданской промышленностью, как мне кажется, лишь в небольшой степени повлияет на результаты моего расчета. Но этот вопрос все же требует дополнительного прояснения.
Другая проблема, которая тоже требует прояснения, — это отраслевая разбивка занятых в промышленности западных стран. Статистикам известны трудности распределения продукции по отраслям промышленности. Не вдаваясь в статистические тонкости, отмечу, что при отнесении продукции к некоей отрасли по принципу преимущественного выпуска продукции, что скорее всего и происходило в этих странах, к данной отрасли относилась и численность работников, занятых выпуском гражданской продукции. Однако, хотя степень милитаризации советской промышленности была беспрецедентна, к 1943 году машиностроение и химическая промышленность всех воюющих стран преимущественно работали на оборону. Обе указанные поправки, возможно, изменят полученное соотношение не в пользу советской промышленности, но я не думаю, что изменения будут значительными.
Вместе с тем следует иметь в виду, что эта эффективность в военной промышленности достигалась и сопровождалась низкой эффективностью в сельском хозяйстве и в распределении продукции, особенно предметов потребления. Уже в июле-августе 1941 года, как следует из многочисленных воспоминаний современников, продовольственное положение в стране стало очень тяжелым, а зимой 1941 года разразился подлинный голод во многих регионах СССР. Очевидно, что это явилось результатом очень плохой системы распределения продукции, огромных транспортных трудностей и т.д. В период войны сельскохозяйственное производство значительно снизилось и не обеспечивало потребности населения в продуктах питания и легкой и пищевой промышленности в сырье. Это сокращение сельскохозяйственного производства объяснялось тем, что людские и материальные ресурсы для военных целей поставлялись прежде всего из деревни, откуда преимущественно мобилизовывалось мужское население, изымалась большая часть тракторов и автомобилей, в то время как производство сельскохозяйственных машин и удобрений было практически прекращено. Из-за нехватки сельскохозяйственного сырья и рабочей силы пришлось в несколько раз сократить выпуск продукции легкой и пищевой промышленности. По аналогичным причинам сократилось и производство во многих других отраслях гражданской промышленности. Значительно снизилась в этот период и эффективность производства в невоенном секторе экономики вследствие ухудшения качественного состава кадров и снабжения этих отраслей сырьем и оборудованием.
Промежуточное положение между военной и гражданской промышленностью и сельским хозяйством занимал железнодорожный транспорт. Из-за своего военно-стратегического значения он имел приоритет в материальном снабжении и обеспечении рабочей силой. Однако железнодорожный транспорт с начала войны потерял немалую часть сети железных дорог и подвижного состава. Ухудшился и качественный состав работающих, где значительный удельный состав заняли женщины и подростки. В результате все качественные показатели работы железнодорожного транспорта в период войны заметно ухудшились. Многие исследователи и мемуаристы объясняют эти неудачи железнодорожного транспорта малокомпетентным руководством одного из оставшихся непрофессиональных наркомов предвоенного времени — Л. Кагановича. Замена его, которая производилась дважды в годы войны, приводила к улучшению работы железнодорожного транспорта. Вместе с тем безусловной заслугой и великим подвигом железнодорожного транспорта явилось одновременное решение в начале войны трех задач: обеспечение военных перевозок, народнохозяйственных перевозок и эвакуация огромного количества грузов и миллионов жителей из угрожаемых захватом немцами районов. И все это в условиях, когда часть железнодорожной сети подвергалась бомбардировкам немецкой авиацией. Тем не менее в советской экономической литературе успехи железнодорожного транспорта в годы войны явно преувеличивались. Низкая его эффектность, вызванная, правда, частично объективными причинами, замалчивалась. Так, фундаментальный факт, что производительность труда на железнодорожном транспорте в конце войны составляла лишь 56 % от предвоенного уровня, самый известный историк железнодорожного транспорта этого периода Г.А. Куманев умудрился упрятать в примечание своей книги [82].
Крупным достижением советской военной экономики явилось начало крупномасштабного восстановления разрушенного войной хозяйства еще в период войны, начиная с 1943 года. Часто повторяемые в научных исследованиях размеры военных разрушений, основанные на данных созданной тогда Чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений фашистских захватчиков, конечно, значительно преувеличены. В качестве примера можно привести оценку разрушений железнодорожного транспорта, согласно которой фашисты «взорвали и угнали в тыл около 16 тысяч паровозов и 428 тысяч вагонов» [83], в то время как перед войной железнодорожный транспорт располагал 26 тысячами паровозов и 715 тысячами вагонов в двухосном исчислении [84], из которых на оккупированной территории осталось лишь 15 % паровозов и 7,5 % вагонов [85]. Таким образом, потери в подвижном составе были преувеличены более чем в 4 раза. Тем не менее разрушения (во многом произведенные советскими властями при отступлении) были действительно велики, и требовались огромные расходы для восстановления. Трудность изыскания финансовых и материальных средств для восстановительных работ определялась тем, что одновременно производились огромные военные расходы, и необходимо было поддерживать функционирование уже действующих на неоккупированной территории предприятий. Таким образом, в отличие от царской России, где со второй половины первой мировой войны шло сокращение производственного потенциала, в СССР он начал увеличиваться с 1943 года.
Одинаково далеки от правды и хвастливые заявления об огромных успехах советской экономики периода войны, опровергаемые безмерными лишениями населения и большой зависимостью экономики от поставок по ленд-лизу, и утверждения о провале, крахе советской военной экономики, опровергаемые успешным обеспечением основных нужд фронта в военной технике и высоким ее техническим уровнем. Вместе с тем эффективность советской экономики военного времени в целом была еще низкой и намного уступала западной.
В любом случае эффективность в хозяйственной сфере оказалась намного выше, чем в военной. Победа над Германией была достигнута ценой жертв на поле боя и потерь в военной технике в несколько раз больших, чем у Германии, и только при огромном превосходстве в живой силе и технике. Неэффективность вооруженных сил обусловила огромные их потребности в людях и технике, что оставляло для развития экономики ресурсы, достаточные в основном для военного сектора, где сосредоточились лучшие силы, и совершенно недостаточные для гражданской экономики, которая обеспечивалась по остаточному принципу и потому не могла быть эффективной.
Среди причин столь крупных неудач Красной армии, мне кажется, можно назвать и такую: сыграла определенную роль разница в возрастном и образовательном уровне между руководящими кадрами в армии и промышленности. В то время как в промышленности высшие ее руководители имели возраст 30-40 лет и, как правило, высшее образование, возраст военачальников был 40-50 лет, и многие из них не имели полноценного военного образования. Такая разница может вызвать удивление, если вспомнить, какое огромное значение придавал Сталин вооруженным силам. В порядке гипотезы выскажу предположение, что Сталин считал невозможным доверить руководство вооруженными силами людям, не «нюхавшим пороха». А порох «нюхали» участники первой мировой и гражданской войн, т. е. как раз военные в возрасте 40-50 лет, только небольшая часть которых получила полноценное высшее военное образование, в отличие опять-таки от руководителей промышленности, в основном уже достаточно хорошо образованных.
.
Приложения
.Приложение 1. Производство вооружения в 1937-1940 гг. (млн р., в ценах 1940 г.)
Примечания.
1. Стоимость — в млн р., цена за пулеметы, винтовки и карабины — за тыс. шт., по остальным видам — за шт.
2. Данные о количестве выпущенных видов вооружения в 1937-1940 гг. — по кн.: История второй мировой войны. — М., 1974. — Т. 2. — С. 191, 194. Цены на военную технику приводятся по кн.: Harrison М. Accounting for war. — Cambridge University Press, 1995. — P. 181-182. В качестве цен на пулеметы приняты цены на пулемет Дегтярева (7,62 мм), винтовки (7,62 мм), мелкокалиберную артиллерию (орудие ЗИС-5), крупно- и среднекалиберную артиллерию (76 мм орудие УСВ), танки Т-34, истребители ЯК-1, бомбардировщики ИЛ-4. Все цены приводятся по данным за 1940 г.
3. Все данные округлены.
.
Приложение 2. Расчет производительности труда в авиационной промышленности СССР, США, Великобритании, Германии в 1943 году
В основу расчета производительности труда в авиационной промышленности СССР, США, Великобритании и Германии (табл. 1-4) положены общая мощность моторов, установленных на самолетах, и численность занятых в авиапромышленности этих стран в 1943 году. Достаточно очевидна взаимосвязь мощности моторов с полезностью и стоимостью выпускаемых самолетов.Большая мощность моторов — это большая скорость самолетов, дальность и высота полета, большие возможности для перемещения боевого оружия: авиационных пушек, пулеметов и авиабомб. В то же время в экономическом исследовании использование мощности моторов позволяет относительно легко сопоставлять выпуск продукции в разных странах.
В моем распоряжении отсутствуют данные о выпуске в СССР отдельных видов самолетов по отдельным годам Великой Отечественной войны. Поэтому я прибег к следующему приему. Я исчислил общую мощность моторов на всех боевых самолетах, выпущенных в годы войны, а затем, разделив их на общий выпуск боевых самолетов за это время, получил среднюю мощность моторов одного самолета в период войны. Полученную величину я перемножил на выпуск боевых самолетов в 1943 году. Исчисленная величина несколько занижает реальную, так как в ходе войны боевые самолеты модернизировались и новые модификации были, как правило, мощнее. Кроме того, рос удельный вес самолетов с более высокой мощностью моторов, например, в конце войны — бомбардировщиков ПЕ-8. Но другого выхода у меня не было, и сделанные выводы надо качественно скорректировать на принятые допущения. Исходные данные и результаты расчета представлены в табл. 1.
Выпуск самолетов в СССР в 1943 году составил 35 000 шт. и это были почти исключительно боевые самолеты. Таким образом, общая мощность моторов выпущенных в этом году самолетов составила 52,5 млн л. с. (1500 л. с. х 35 000).
Таблица 1.
Средняя мощность моторов в советской авиационной промышленности в годы Великой Отечественной войны
Источники. Мощности моторов: История второй мировой войны.- М., 1974. — Т. 3. — С. 424; — М., 1976. — Т. 6.- С. 354-356; количество произведенных самолетов в годы войны: Шахурин А.И. Крылья Победы. — М., 1990. — С. 288.
Таблица 2.
Расчет мощности моторов самолетов,
произведенных авиационной промышленностью США в 1943 г.
произведенных авиационной промышленностью США в 1943 г.
Источники. Мощности моторов — источники те же, что и в табл. 1, количество самолетов по расчетам, данным в статье: Чепраков В. Авиационная промышленность // Военное хозяйство капиталистических стран и переход к мирной экономике / Под ред. И.А. Трахтенберга. — М.: Госпланиздат, 1947.
Таблица 3.
Расчет мощности моторов самолетов,
произведенных авиационной промышленностью Великобритании в 1943 г.
произведенных авиационной промышленностью Великобритании в 1943 г.
Источники. Мощности моторов — источники те же, что и в табл. 1; количество самолетов — по расчетам, данным в статье В. Чепракова, с. 421 (см. табл. 2).
Таблица 4.
Расчет мощности моторов самолетов,
произведенных авиационной промышленностью Германии в 1943 г.
произведенных авиационной промышленностью Германии в 1943 г.
Источники. Мощности моторов — источники те же, что и в табл. 1, количество самолетов — по расчетам, данным в статье В. Чепракова, с. 422 (см. табл. 2).
Особую сложность представляло определение численности занятых в авиационной промышленности. Более или менее ясна картина по двум странам: США и СССР.
В ноябре 1944 года на предприятиях основных поставщиков в США было занято 1,382 млн человек, на предприятиях субпоставщиков — 0,719 млн, всего — 2,095 млн человек (Чепраков В. Указ. соч. — С. 419). Правда, приведенные данные относятся к концу 1944 года, но, по данным различных источников, общая численность занятых в промышленности США в 1944 году почти не изменилась по сравнению с 1943 годом. Заметный рост производства самолетов в 1944 году по сравнению с 1943 годом в США, следовательно, происходил в основном за счет повышения производительности труда. Осторожности ради, я уменьшу численность занятых в производстве самолетов в 1943 году до 2 млн человек.
На производственных предприятиях Министерства авиационной промышленности СССР в 1943 году было занято 670,6 тыс. человек (Симонов Н. Военно-промышленный комплекс СССР. 30-50-е годы. — М., 1996. — С. 157). И уже сразу при анализе численности занятых в авиационной промышленности СССР и США возникает проблема сопоставимости таких данных. В Министерстве авиационной промышленности СССР находилась большая часть предприятий, обеспечивающих выпуск самолетов (в том числе субпоставщиков — по терминологии американцев), за исключением производства рядового и качественного проката и поставок пулеметно-пушечного вооружения боевых самолетов. Возможно, что эти отрасли включаются в объем производства и численность занятых субпоставщиков в США. Поэтому вновь, осторожности ради, уменьшу численность занятых в авиационной промышленности США до 1,7 млн человек. Следует, кроме того, иметь в виду, что в отличие от СССР авиационная промышленность США производила и некоторое количество гражданской продукции, доля которой нам неизвестна. Приведенная величина (1,7 млн человек) минимальна, поскольку, по имеющимся данным, всего в оборонной промышленности США в июле 1943 года было занято 9,6 млн человек, а численность работавших в авиационной промышленности в воевавших странах составляла не менее 30-40 % занятых в военной промышленности.
Для Великобритании имеются данные по численности работавших на предприятиях министерства авиационной промышленности. Здесь было занято в июле 1944 года 1731 тыс. человек, или 43 % занятых в военной промышленности Великобритании в этот период (Военное хозяйство капиталистических стран... Указ. соч. — С. 86). В марте 1943 года в военной промышленности Великобритании насчитывалось 3436 тыс. работавших (История второй... Указ. соч. — Т. 6. — С. 382). Используя то же самое соотношение, получаем численность занятых в авиационной промышленности Великобритании — 1477 тыс. человек. К сожалению, неизвестно, какую часть составляли работавшие в смежных отраслях. Из осторожности и ради сопоставимости уменьшаю эту величину до 1200 тыс. человек.
Весьма сложные проблемы встают при определении числа занятых в авиационной промышленности Германии. В наиболее авторитетном издании по истории германской экономики в период войны приводятся данные о численности занятых в авиационной промышленности в 1943 году — 760 тыс. человек, что хорошо согласуется с числом занятых в машиностроении в этом году — 3,6 млн человек (Промышленность Германии во время войны. — М., 1956. — С. 224, 234). Однако в этом же источнике говорится о том, что в авиационной промышленности Германии было занято, включая «все производственные ступени», около 2 млн человек (там же. — С. 104). Еще в 1941 году фактический руководитель авиационной промышленности Германии генерал- фельдмаршал Мильхе на ответственном совещании утверждал, что в авиационной промышленности Германии занято 1,3 млн человек. (Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. — М., 1967. — Т. 2. — С. 270, 273). Поэтому цифру в 760 тыс. человек можно считать заведомо минимальной. Советская военная разведка рассматривала для 1941 года число работавших в авиационной промышленности — 750 тыс. человек (1941 год. — М., 1998. — Кн. 1. — С. 751).
В очень серьезной работе крупного советского экономиста С. Вишнева о промышленности периода второй мировой войны приводятся следующие данные о занятости в авиационной промышленности в 1944 году: США — 2 млн человек, более 1,2 млн — в Великобритании и около 1 млн — в Германии (Вишнев С. Промышленность капиталистических стран во второй мировой войне. — М., 1947. — С. 142). Как видим, эти цифры с учетом разницы в датах близки к приводимым мною.
Представим теперь все исчисленные ранее данные в общей таблице, характеризующей уровень производительности труда в авиационной промышленности отдельных стран в 1943 году (табл. 5).
Таблица 5.
Уровень производительности труда
в авиационной промышленности крупнейших стран мира в 1943 г.
в авиационной промышленности крупнейших стран мира в 1943 г.
Обоснованность полученных результатов сравнения производительности труда в СССР и США по авиационной промышленности подтверждается и данными о трудоемкости производства самолетов в расчете на 1 л. с. (см. параграф 1.3).
Разрыв между производительностью труда в СССР и в капиталистических странах уменьшится, если сделать поправку на разницу в качестве продукции. К сожалению, оценить ее величину не представляется возможным. Но и в этом случае превышение производительности труда в СССР по сравнению с Германией и Великобританией останется, что уже само по себе является крупнейшим достижением. Что касается Германии, то следует иметь в виду, что в 1944 году произошло очень сильное увеличение производства в авиационной промышленности Германии, в значительной степени за счет роста производительности труда. Так что 1943 год для Германии скорее всего нельзя считать показательным. Но и в СССР в 1944 году произошло повышение производительности труда, хотя, если судить по изменению трудоемкости выпуска самолетов, и небольшое. При оценке уровня производительности труда в СССР следовало бы учесть несравненно худшие условия жизни советских рабочих и служащих, полуголодное существование даже тех, кто трудился в оборонных отраслях, отвратительные жилищные условия и т.д.
По иронии судьбы руководство как раз авиационной промышленности, отличившейся исключительно высокими экономическими и техническими показателями в период войны, уже в 1946 году было репрессировано (арест министра А.И. Шахурина).
.
Библиографические ссылки и примечания
1. Радзинский Э. С. Сталин: Жизнь и смерть / Э. С. Радзинский. М., 1997. С. 342.2. Бек А. Новое назначение / А. Бек. М. : Современник, 1989. С. 141-142.
3. Премьер известный и неизвестный. Воспоминания о А. Косыгине / сост. Т. И. Фетисов. М. : Республика, 1997. С. 188.
4. Шабанова Н. Н. О себе и времени, в котором жила / Н. Н. Шабанова // Деньги и кредит. 2000. № 10. С. 67-69.
5. Хлусов М. И. Развитие советской индустрии. 1946-1958 гг. / М. И. Хлусов. М., 1977. С. 23, 52-62.
6. Байбаков Н. К. Сорок лет в правительстве / Н. К. Байбаков. М.,
1993. С. 17.
7. Емельянов В. С. О времени, товарищах и себе / В. С. Емельянов. М., 1974. С. 358.
8. История социалистической экономики СССР. М., 1978. Т. 4. С. 117.
9. Парамонов И. В. Пути пройденные / И. В. Парамонов. М., 1966. С. 208.
10. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1986. Т. 7. С. 90.
11. Там же. С. 92.
12. Там же. С. 145.
13. Там же. С. 195-196.
14. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1986. Т. 7. С. 200.
15. Вайнштейн А. Народный доход в России и СССР / А. Вайнштейн. М., 1969. С. 102.
16. Цит. по: The economic transformation of the Soviet Union, 1913-1945 / Ed. : R. W. Davies, M. Harrison, S. G. Wheatcroft. Cambridge University Press, 1994. P. 269.
17. Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. М., 1957. Т. 2. С. 583.
18. Там же. С. 582.
19. Там же. С. 564, 570.
20. Там же. С. 574.
21. Там же. С. 574, 564.
22. ЭренбургИ. Собрание сочинений / И. Эренбург. М., 1967. Т. 9. С. 185.
23. Роговин В. Сталинский неонэп / В. Роговин. М., 1995. С. 23.
24. Там же.
25. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. М., 1967. Т. 1. С. 451.
26. Там же. С. 452, 467, 475, 479, 483.
27. Вернадский В. И. Дневник 1939 года / В. И. Вернадский // Дружба народов. 1993. № 3. С. 7, 14, 21. Удивительно, что в обширной книге Елены Осокиной «За фасадом “сталинского изобилия”», в которой тщательно отслеживаются все ухудшения в снабжении населения в 30-е годы, ухудшение его в 1937 году не отмечается.
28. Синицын Е. Резидент свидетельствует / Е. Синицын. М., 1996. С. 20.
29. Осокина Е. За фасадом «сталинского изобилия» / Е. Осокина — М., 1999. С. 187, 228-231.
30. По расчетам А. Бергсона, потребление населения в 1940 году выросло по сравнению с 1937 годом на 13,4 %, т. е. даже ниже, чем рост населения.
31. Индустриализация СССР. М., 1973. С. 63, 69-70.
32. Народное хозяйство СССР в 1958 году. М., 1959. С. 658-659.
33. The economic transformation of the Soviet Union, 1913-1945 / ed. : R. W. Davies, M. Harrison, S. G. Wheatcroft. Cambridge University Press, 1994. P. 300.
34. Там же.
35. Народное хозяйство СССР в 1967 году. М., 1968. С. 513.
36. Индустриализация СССР. М., 1973. С. 131-132; История второй мировой войны. М., 1968. Т. 2. С. 376.
37. Народное хозяйство СССР в 1967 году. М., 1968. С. 222.
38. Ханин Г. И. Советский экономический рост: анализ западных оценок / Г. И. Ханин. Новосибирск, 1993. С. 46.
39. Там же. С. 49.
40. Ханин Г. И. Советский экономический рост: анализ западных оценок / Г. И. Ханин. Новосибирск, 1993. С. 90.
41. Там же. С. 137, 141-142. В самой книге Г. Наттера «Growth of industrial production in Soviet Union. 1962» рост промышленной продукции оценивается в 16 %, в том числе гражданской — на 10 %, а военной — в 2,5 раза. Однако в этом расчете не учитывалась продукция сложного машиностроения, которая росла во все периоды намного быстрее, чем вся продукция советского гражданского машиностроения. Я скорректировал расчет Г. Наттера на основе общей корректировки с учетом фактора за 1913-1955 годы, который составил по приросту 1,4 раза.
42. История социалистической экономики СССР. М., 1978. Т. 5. С. 123.
43. Там же. С. 67-68.
44. Там же. С. 127-133.
45. Вознесенский Н. А. Избранные произведения / Н. А. Вознесенский. М., 1979. С. 484.
46. Народное хозяйство СССР в 1967 году. М., 1968. С. 230.
47. Вознесенский Н.А. Избранные произведения / Н. А. Вознесенский. М., 1979. С. 386; Народное хозяйство СССР в 1967 г., — М., 1968. С. 118.
48. Зверев А. Г. Записки министра / А. Г. Зверев. М., 1973. С. 145.
49. Сталин И. В. Вопросы ленинизма / И. В. Сталин. М., 1952. С. 624, 626; Вознесенский Н. А. Избранные произведения / Н. А. Вознесенский. М., 1979. С. 381.
50. Сталин И. В. Вопросы ленинизма / И. В. Сталин. М., 1952. С. 624.
51. Атлас З. В. Социалистическая денежная система / З. В. Атлас. М., 1969. С. 285-288.
52. Осокина Е. За фасадом «сталинского изобилия» / Е. Осокина. М., 1999. С. 185-186.
53. Конник И. И. Деньги в период строительства коммунистического общества / И. И. Конник. М., 1966. С. 152.
54. Атлас З. В. Социалистическая денежная система / З. В. Атлас. М., 1969. С. 285.
55. Зверев А. Г. Записки министра / А. Г. Зверев. М., 1973. С. 147-148.
56. Верт А. Россия в войне. 1941-1945 / А. Верт. М., 1967. С. 125.
57. ЖуковЮ. Крутые ступени / Ю. Жуков. М., 1983. С. 207, 209.
58. Осокина Е. За фасадом «сталинского изобилия» / Е. Осокина. С. 222-227.
59. Вознесенский Н. А. Избранные произведения / Н. А. Вознесенский. М., 1979. С. 418.
60. Там же. С. 419.
61. Там же. С. 419-420.
62. Там же. С. 433.
63. Там же. С. 433-434.
64. Вознесенский Н. А. Избранные произведения / Н. А. Вознесенский. М., 1979. С. 486; Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. М., 1957. С. 563.
65. Среднесуточная добыча угля выросла на 8,5 %, выплавка стали — на 7,7 %, и только (хотя это очень важно) сократилось среднесуточное производство нефти, возможно, из-за захвата месторождений в Дрогобыче. В то же время среднесуточное производство электроэнергии — ключевого продукта промышленности — выросло в первом полугодии 1941 года по сравнению с 1940 годом более чем на 13 %. Исчислено по данным: История второй мировой войны. М., 1974. Т. 3. С. 376; Вознесенский Н.А. Избранные произведения / Н. А. Вознесенский. М., 1979. С. 415-416.
66. Harrison M. Accounting for war / M. Harrison. Cambridge University Press, 1995. P. 190.
67. Индустриализация СССР. М., 1973. С. 284-285.
68. Там же. С. 204.
69. Там же. С. 287.
70. Там же. С. 286.
71. Дэвис Р. У. Развернутое наступление социализма по всему фронту. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал / Р. У. Дэвис, О. В. Хлевнюк. М., 1997. Т. 1 (экономическая часть статьи, очевидно, написана Р. Дэвисом).
72. История социалистической экономики СССР. М., 1978. С. 63-68, 162-164.
73. Касьяненко В. И. Завоевание экономической независимости СССР / В. И. Касьяненко. М., 1972. С. 201.
74. Народное хозяйство СССР в 1958 году. М., 1959. С. 658-659.
75. Harrison M. Accounting for war / M. Harrison. Cambridge University Press, 1996. P. 88.
76. Промышленность Германии во время войны 1939-1945 гг. М., 1956.
77. Там же. С. 234.
78. Экономика капиталистических стран. М., 1959. С. 819.
79. Harrisоn M. Accounting for war / M. Harrison. Cambridge University Press, 1996. P. 72.
80. Симонов Н. Военно-промышленный комплекс СССР. 20-50-е годы / Н. Симонов. М., 1996. С. 167.
81. Harrison M. Accounting for war / M. Harrison. Cambridge University Press, 1995. P. 83.
82. Куманев Г. А. На службе фронта и тыла / Г. А. Куманев. М., 1976. С. 390. То же самое он проделал и при переиздании этой книги в 1988 году.
83. Ковалев И. В. Транспорт в Великой Отечественной войне (19411945 гг.) / И. В. Ковалев. М., 1981. С. 425.
84. Там же. С. 12.
85. Там же. С. 96.
Текст статьи приводится по изданию: Ханин Г.И. Экономическая история России в новейшее время / В 2 т. Т. 1: Экономика СССР в конце 1930-х по 1987 год. Новосибирск: Издательство Новосибирского государственного технического университета, 2008. С. 11-70.