3.1. Анализ плана пятой пятилетки (1951-1955 годы)
Начну с влияния повышения квалификационного состава хозяйственных кадров. Именно в пятую пятилетку в полной мере сказались те огромные усилия, которые предпринимались за последние 20-25 лет по количественному, а начиная с середины 30-х годов — и по качественному совершенствованию образовательного и профессионального уровня населения. Обобщающим показателем этих усилий явилась доля расходов на образование в национальном доходе. Уже в 1950 году она достигла почти 8 % [1] и была в 2 раза больше доли расходов на образование в США в тот же период [2]. В результате в СССР число лиц, имеющих образование, особенно среднее, среднетехническое и высшее, выросло на порядок за период после 1928 года. Наиболее концентрированно результат этих усилий выразился в том, что уже в 1940 году дипломированных инженеров в СССР было больше, чем в США, и это опережение сохранялось в 50-60-е годы. А ведь еще в конце 20-х годов инженеров в нашей стране хронически не хватало.К этому количественному росту добавился качественный рост. С середины 30-х годов требования к подготовке специалистов резко возросли. И если подготовленных в 30-е годы специалистов в большинстве можно было считать полуспециалистами, то выпускаемые в послевоенный период, а они и стали преобладать среди хозяйственных руководителей именно в 50-е годы, уже были полноценными специалистами, зачастую не уступавшими по уровню общей инженерной и специальной подготовки американским и западно-европейским. Еще в четвертую пятилетку практики преобладали среди инженернотехнических работников непосредственно на производстве, но с начала 50-х годов положение коренным образом изменилось. Таким образом, если во второй половине 30-х годов высококвалифицированные и талантливые руководители стали преобладать на самом верхнем уровне хозяйственного руководства, а на среднем уровне в основном были плохо образованные практики, то с начала 50-х годов дипломированные и хорошо обученные специалисты стали преобладать и на среднем и даже на низшем уровне (мастера). Одновременно качественно вырос уровень подготовки рабочих кадров [3]. И это качественное улучшение состава кадров в народном хозяйстве (за исключением сельского хозяйства, где положение было хуже) явилось, на мой взгляд, главной причиной огромных успехов советской экономики в пятой пятилетке.
Утвержденные на XIX съезде партии директивы по пятому пятилетнему плану на 1951-1955 годы были сориентированы на решающую роль интенсивных факторов в развитии советской экономики. Это выражалось в том, что основной прирост продукции во всех отраслях народного хозяйства предполагалось получить за счет производительности труда. В абсолютном выражении предполагалось обеспечить ежегодный прирост производительности труда в основных отраслях производственной сферы примерно на 8-10 % — это огромная величина. Такой прирост обеспечивался за счет роста фондовооруженности (предполагалось значительно увеличить производственные капиталовложения) и лучшего использования имевшихся производственных фондов. Большое значение придавалось такому интенсивному фактору, как реконструкция промышленных предприятий. Концентрированное выражение курс на интенсификацию экономики нашел в заданиях по снижению себестоимости промышленной, строительной и сельскохозяйственной продукции примерно на 4 % ежегодно, что с учетом уже достигнутого значительного снижения себестоимости продукции в конце четвертой пятилетки следует считать достаточно напряженным заданием, предполагавшим существенное повышение эффективности использования всех видов ресурсов.
Другое очень важное проявление курса на интенсификацию экономики — намеченное небывалое ранее (кроме второй пятилетки) сближение роста продукции группы А и группы Б, а также рост розничного товарооборота государственной и кооперативной торговли в размере, превышавшем намеченный рост национального дохода (соответственно 70 и 60 %), и значительное увеличение жилищного строительства. Намерение осуществить столь значительный рост уровня жизни населения тем более примечательно, что этот пятилетний план составлялся в условиях резкого обострения международной напряженности, и было бы естественно ожидать резкого сокращения заданий по уровню жизни населения, если не полного прекращения роста этого уровня. То обстоятельство, что это не предусматривалось (и не осуществлялось), говорит о больших возможностях советской экономики в те годы: одновременно наращивать производственные возможности экономики, военные расходы и повышать уровень жизни населения, в основном, правда, городского.
Особого внимания заслуживает обоснованность намеченных в пятилетке заданий по сельскому хозяйству. Вследствие неудач в развитии сельского хозяйства в первые годы пятой пятилетки в экономической литературе часто делают вывод об ошибочности принятой при разработке пятилетнего плана стратегии развития этой отрасли. Иной точки зрения придерживался такой квалифицированный советский экономист, как Д. Шепилов. В вышедших посмертно мемуарах он писал: «В ряде важнейших решений и начатых крупных мероприятий партия и ее Центральный комитет приняли целостную генеральную программу дальнейшего мощного подъема сельского хозяйства. Ее важнейшими составными частями были:
Комплексная механизация и электрификация сельского хозяйства на основе мощного развития тракторостроения и сельскохозяйственного машиностроения, а также грандиозного плана строительства гид- ро- и тепловых электростанций. Орошение и обводнение обширных территорий путем использования дешевой гидроэнергии каскада строящихся гидростанций на основных реках, а также путем строительства каналов и оросительных систем. Создание грандиозных полезащитных полос и другие мероприятия по борьбе с засухой. Перевод всего земледелия и животноводства на научную базу современной агротехники и зоотехники: повсеместное внедрение правильных севооборотов, селекция и семеноводство, породное районирование скота и т.д.
Главную идею этой разносторонней генеральной программы, ее, так сказать, философию можно было бы определить одним термином: интенсификация сельского хозяйства. Не идти по пути расширения посевных площадей, а вести курс на неуклонное повышение урожайности полей и продуктивности животноводства» [4].
Шепилову легко возразить: почему же эта замечательная программа не привела к подъему сельского хозяйства в начале пятой пятилетки? Это возражение только частично обосновано. Уже после разработки программы произошли события, которые серьезно помешали ее осуществлению. Я имею в виду корейскую войну и вызванные ею значительный рост военных расходов в СССР и пересмотр всех народнохозяйственных пропорций. Вместе с тем достаточно очевидно, что на развитии сельского хозяйства крайне негативно сказывалась слабая материальная заинтересованность сельских тружеников в развитии общественного хозяйства, ограничения на ведение личного подсобного хозяйства (хотя и эти препятствия частично были связаны с уровнем военных расходов). В настоящее время в печати все чаще с сожалением отмечается, например, ошибочность прекращения полезащитных лесонасаждений после смерти Сталина. Многие проекты должны были дать результат на рубеже пятой и шестой пятилеток. По-видимому, в намеченной программе было много обоснованного, от чего потом, при Хрущеве, ошибочно отказались, и упущений. Взятый же курс на интенсификацию сельского хозяйства был, конечно, правильным и шел в русле остальных мероприятий, проводившихся в этом направлении во всех отраслях экономики.
Реальность плана пятой пятилетки может быть оценена сопоставлением намеченного роста основных фондов и национального дохода. Правда, в самом плане заданий по росту основных фондов не было, как не опубликованы и данные об объеме основных фондов в начале пятилетки. Но эти показатели могут быть рассчитаны (хотя бы примерно) исходя из других показателей. Так, показатель объема основных фондов в СССР может быть исчислен из объема основных фондов на 1 января 1968 года и роста основных фондов за 1950-1967 годы (соответственно 594 млрд р. и 4,3 раза). Хотя индекс роста основных фондов исчислен в сопоставимых, а не текущих ценах с учетом малого роста цен на инвестиционные товары в 50-е годы и отсутствия переоценки основных фондов по восстановительной стоимости, такой расчет может дать примерное представление об объеме основных фондов по балансовой стоимости в 1950 году: объем оказывается равным 138,4 млрд р. Абсолютные данные по объему капиталовложений в плане также не приводились, однако намечалось увеличение государственных капиталовложений по сравнению с четвертой пятилеткой на 90 % [5]. Предполагая такой же объем всех капиталовложений и равенство ввода в действие основных фондов и капитальных вложений и зная объем капиталовложений в четвертой пятилетке — 41,2 млрд р., получаем (без выбытия) объем основных фондов на конец пятой пятилетки равным 216,7 млрд р., а с учетом выбытия в размере 3 % ежегодно — на 20 млрд р. меньше, т. е. 196 млрд р., с приростом фондов на 41,6 %, — значительно меньше предполагаемого роста национального дохода. Разница должна была обеспечиваться за счет роста фондоотдачи, что выглядело реальным, если учесть ее низкий уровень в начале пятилетки, и вписывалось в курс на интенсификацию экономики.
Однако советское руководство при составлении этого, как и других планов, пало жертвой собственной недостоверной статистики. Дело в том, что восстановительная стоимость основных фондов в СССР была намного больше балансовой вследствие серьезной инфляции в сфере инвестиций в 30-40-е годы. Примерный размер этого превышения для середины 50-х годов оценивался крупнейшим специалистом в этой области Я.Б. Квашой в 1,5 раза. Если предположить (для чего есть основания), что такое же соотношение было в 1950 году, то восстановительная стоимость основных фондов составила 207,4 млрд р., и тогда намечавшийся объем капиталовложений в размере 74 млрд р. обеспечивал (с учетом выбытия основных фондов в размере 30 млрд р.) прирост основных фондов всего лишь на 20 %. С учетом этого намечавшийся рост национального дохода выглядел совершенно нереальным. Однако приведенный расчет, по-видимому, переоценивает размеры выбытия основных фондов вследствие износа. Взятые из норм амортизации основных фондов, эти нормы скорее всего значительно переоценивают реальные размеры износа и нуждаются в серьезном уточнении. Я счел необходимым привести данный расчет для иллюстрации сложных проблем, возникающих при анализе реальности долгосрочных планов на основе макроэкономических показателей, даже весьма как будто надежных. Использование для оценки реальности пятого пятилетнего плана заданий по вводу производственных мощностей по ряду видов продукции в промышленности дает лучшие результаты, чем указанный выше расчет, но он тоже выглядит недостаточно обоснованным, так как предусматривалось очень значительное улучшение использования производственных мощностей.
Возникает вопрос и о реальности намеченного огромного роста капитальных вложений. Очевидно, что он требовал радикального технического переоснащения строительства, которое к началу пятой пятилетки было еще царством ручного труда. Об этой проблеме в самих директивах нет ни слова. Однако практически именно такое переоснащение и произошло. Механовооруженность труда в строительстве в пятой пятилетке выросла по официальным, мало искаженным в этот период, данным в 2 раза [6], что и заложило материальные основы для значительного роста производительности труда в строительстве этой пятилетки.
Для обеспечения запланированного роста капитальных вложений требовался также и огромный рост продукции инвестиционного машиностроения. В пятилетнем плане намечался огромный рост продукции машиностроения — в 2 раза, без разбивки, естественно, по отдельным видам машиностроения, которое включало и военную продукцию, и потребительские товары долговременного пользования (последние, впрочем, в незначительном объеме). Однако задания по выпуску отдельных видов продукции машиностроения позволяют сделать вывод, что примерно в таком же объеме планировался и рост инвестиционного машиностроения, за исключением сельскохозяйственного и автомобилестроения, рост которого планировался в размере лишь 20 %. Встает, однако, тот же вопрос о реальности намеченного плана. Ведь он предусматривал ежегодный рост продукции машиностроения почти на 20 % и немногим меньший рост производительности труда, чего никогда ранее в машиностроении не было. К тому же, в отличие от строительства, здесь шла речь не о замене преимущественно ручного труда на механизированный, а о замене одного уровня механизации на другой, за исключением вспомогательных и погрузочно-разгрузочных работ, в которых, правда, была занята значительная часть работающих — чуть ли не половина.
В тексте директив по составлению пятого пятилетнего плана никакого, даже качественного, обоснования таких огромных заданий не приводилось. Не ясна была и реальность обеспечения этого роста производственными мощностями. Ведь речь шла либо об увеличении мощности в 2 раза, либо о качественном улучшении использования существующих мощностей. В директивах отсутствовали (видимо, впервые) задания по производству металлорежущих станков и кузнечно-прессового оборудования, определявших рост производственных мощностей в машиностроении. А ведь речь должна была идти чуть ли не об удвоении их парка за пятилетку. Ретроспективный анализ показывает, что и в этой пятилетке значительную роль в приросте парка металлорежущих станков играли репарации, что кажется совершенно неожиданным, ибо пик изъятий репарационного оборудования пришелся на начало послевоенного периода. Парк металлорежущего оборудования вырос за четыре года пятилетки с 1,2 до 1,7 млн ед., т. е. на 500 тыс. ед., при том что за этот период было произведено лишь 340 тыс. металлорежущих станков [7]. К тому же за этот период должно было выбыть минимум 200 тыс. таких станков. Следовательно, отечественный выпуск обеспечивал лишь половину требуемого количества для прироста парка и возмещения выбытия. Совершенно неожиданно эта доля оказывалась такой же, как в годы четвертой пятилетки [8].
Роль внешней торговли в этом изменении парка была ничтожной, так как импорт станков был примерно равен экспорту. Очевидное объяснение состоит в том, что в четвертую пятилетку была установлена лишь половина полученных по репарациям металлорежущих станков, но тогда их количество выглядит совершенно фантастическим: чуть ли не 800 тыс. шт. Однако и такой большой рост парка металлорежущих станков был недостаточен для прироста мощностей в 2 раза. Следовательно, имелось в виду значительное улучшение их использования.
Предполагалось также значительное снижение материалоемкости продукции машиностроения. Об этом говорит сравнение намеченного удвоения продукции машиностроения с намеченным же ростом производства проката черных металлов, главным тогда конструкционным материалом в машиностроении, лишь на 64 %. Судя по соотношению, рассчитанному мною с использованием альтернативной оценки динамики продукции машиностроения за шестую пятилетку [9], этот прирост не мог обеспечить намеченное увеличение продукции машиностроения, следовательно, это задание было нереальным, что ставило под сомнение и реальность всего плана капитального строительства. Конечно, для окончательного вывода нужно учесть намечаемое изменение структуры продукции машиностроения в пятой пятилетке, но вряд ли оно коренным образом отличалось от ее изменения в шестой пятилетке.
В целом на основе приведенных данных можно считать, что план пятой пятилетки был более обоснованным, чем предыдущие пятилетние планы, но все же недостаточно обоснованным, страдавшим традиционной для советского планирования переоценкой возможностей советской экономики. Что касается структурных характеристик плана, то они намечались в правильном направлении.
3.2. Выполнение плана пятой пятилетки
Если судить по данным о вводе в действие производственных мощностей по некоторым видам промышленной продукции за счет капитального строительства [10], то вывод о нереальности многих показателей пятого пятилетнего плана оказался верным. По основным капиталоемким продуктам (черной металлургии, угольной промышленности) прирост ввода в действие производственных мощностей по сравнению с четвертой пятилеткой был совершенно незначительным, и только в электроэнергетике он увеличился в 2 раза. Тем не менее планы по выпуску соответствующих видов продукции были выполнены и даже перевыполнены. Очевидно, что это произошло за счет значительного улучшения использования действующих производственных мощностей (а также других источников их расширения помимо капитального строительства, например, за счет модернизации оборудования). В качестве примера значительного улучшения использования мощностей можно привести производство проката черных металлов, которое выросло на 14,4 млн т при вводе в действие производственных мощностей только на 5,6 млн т (по другим видам продукции черной металлургии улучшение было меньшим).И все же рост производственных мощностей и основных фондов в пятой пятилетке был весьма значительным. Так, в промышленности рост мощности электромоторов, который достаточно точно характеризует рост активной части основных производственных фондов, составил 75 % [11]. При этом в ряде отраслей мощности электромоторов выросли более чем в 2 раза (угольная промышленность, нефтеперерабатывающая) [12]. Следует, однако, иметь в виду, что в пятой пятилетке несколько увеличилась доля промышленности в капиталовложениях в народное хозяйство.
Таким образом, достаточно тщательный анализ заданий пятой пятилетки по промышленности показывает, что они были весьма реальными, возможно, самыми реальными с начала советского долгосрочного планирования. Это говорит о выросшей квалификации плановых работников и высшего политического руководства в экономической области.
Крупнейшим достижением советской экономики, позволившим обеспечить огромный рост производительности труда в различных отраслях экономики, прежде всего в промышленности, было очень быстрое развитие электроэнергетики. В этот период были введены в действие строившиеся ускоренными темпами крупнейшие гидроэлектростанции и ряд теплоэлектростанций. В результате мощность электростанций выросла почти в 2 раза — с 19,6 млн кВт в 1950 году до 37,2 млн в 1955. Таким образом, за одну пятилетку были введены мощности, равные тем, которые были введены за все годы советской власти!
Для выполнения заданий пятилетки по резкому сокращению материалоемкости продукции в 1952 году было принято постановление правительства о мероприятиях по снижению веса оборудования и машин [13]. Оно констатировало излишний вес многих машин, выпускаемых промышленностью, и намечало меры по конструированию машин и контролю за качеством технической документации, что позволило бы снизить вес машин. Одновременно в постановлении шла речь о выпуске облегченных видов металлопроката и, что особенно интересно, пластмасс, производство которых было в то время в СССР весьма незначительным. К этой проблеме (увеличению производства пластмасс) снова вернулись уже в 1958 году.
Почти одновременно с этим постановлением было принято другое — о мерах по борьбе с выпуском некачественной и некомплектной продукции и по дальнейшему улучшению качества промышленной продукции. В нем констатировалось неудовлетворительное положение с качеством продукции практически во всех отраслях гражданской промышленности и предусматривались традиционные в советской экономике меры по повышению качества продукции (усиление наказаний за низкое качество, повышение роли отделов технического контроля, стандартов и т.д.). Новым в этом постановлении по сравнению с предыдущими было то значение, которое придавалось усилению влияния потребителей на качество, хотя формы этого усиления были указаны весьма невразумительно.
Считается, что как раз в отношении качества принимавшиеся меры оказались наименее результативными. К сожалению, трудно представить обобщающий показатель динамики качества продукции: удовлетворительного обобщающего измерителя не придумано, да и вряд ли он возможен. Поэтому приходится прибегнуть к оценкам очевидцев. Приведу свидетельство академика А.Г. Аганбегяна, в то время, когда он об этом говорил, ярого противника командной экономики, что д е- лает это свидетельство еще более ценным. «Вспомним хотя бы пятидесятые годы. Да, наши вещи были не такими красивыми и не такими модными, как зарубежные, но зато любая из них была более долговечной. Неказистые отечественные радиоприемники работали десятилетиями. Наша автомашина «Победа» (сейчас увидишь на улицах — волнуешься) даже для своего времени была не такой уж модной или быстроходной, но отличалась прочностью, надежностью. В середине пятидесятых годов, сразу после окончания института, я в ГУМе купил маме телевизор. Он проработал лет двадцать — и ничего в нем не ломалось. А наши первые холодильники «Саратов» и «ЗИЛ»? Ведь раньше мы вообще не знали, что такое мастер по ремонту бытовой техники. Мы их никогда не вызывали, потому что она не ломалась» [14].
Обращает на себя внимание и намеченное в пятилетнем плане увеличение в 2 раза материальных и продовольственных резервов, что напоминает аналогичную задачу в третьей пятилетке, накануне второй мировой войны, когда такая задача характеризовала значительный упор на подготовку к возможной войне. Другими показателями пятой пятилетки в этом же направлении, но также нацеленными и на ускорение научно-технического прогресса, были высокие задания по росту производства цветных металлов (например, алюминия — в 2,6 раза, свинца — в 2,7 раза).
Другой важный фактор быстрого экономического роста — ввод в действие новых производственных мощностей и рост парка оборудования в важнейших отраслях экономики. В отличие от предыдущего периода, когда в основном шло восстановление старых производственных мощностей, зачастую со старым парком оборудования и старой технологией, в пятой пятилетке новые производственные мощности вводились, как правило, на технически более совершенном оборудовании и по более совершенной технологии. Это стало возможным благодаря значительному увеличению производственных капиталовложений, осуществленному одновременно с мероприятиями по заметному повышению уровня жизни населения и укреплению обороноспособности страны.
Вследствие значительных и технически эффективных капиталовложений в этот период, как и в предыдущий, заметно выросла электровооруженность промышленности (преимущественно в интервале 20-40 %). Особенно быстро росла электровооруженность в тех отраслях, где уровень механизации был относительно низок в предыдущий период: в угольной промышленности — на 65 %, в лесной и деревообрабатывающей — на 89 %.
Наряду с увеличением ввода производственных мощностей большую роль в ускорении темпов экономического развития в конце четвертой — начале пятой пятилетки сыграла деятельность Госплана СССР по улучшению использования производственных мощностей. Истинное положение дел с производственными мощностями скрывалось предприятиями для получения более легкого плана. Созданная Госпланом СССР специальная инспекция по производственным мощностям проделала большую работу, выявляя их истинный масштаб в ряде отраслей промышленности, и на этой основе им были установлены более высокие задания, которые приходилось выполнять на имеющихся мощностях [15].
3.3. Вторая индустриализация начинается
Принципиально новым явлением, ставшим возможным благодаря качественному улучшению состава кадров и методов управления производством, стало резкое ускорение роста производительности труда и превращение этого фактора в основной фактор роста производства. Такое положение ранее было только во второй пятилетке, но тогда оно лишь компенсировало снижение производительности труда в первой пятилетке. В годы пятой пятилетки при высоких темпах роста производства примерно две трети прироста обеспечивались за счет повышения производительности труда.К тому же повышение производительности труда стало главным фактором роста производства практически во всех отраслях экономики, включая сельское хозяйство, угольную и лесную промышленность, где в предыдущий период производительность труда не росла. Огромным ростом производительности труда в годы пятой пятилетки объясняется тот примечательный факт, что такие достаточно чувствительные мероприятия, как прекращение использования труда военнопленных и резкое сокращение использования труда заключенных в ряде отраслей экономики, осуществленные соответственно в начале и конце пятилетки, заметно не повлияли на рост производства, хотя и тогда, и впоследствии использование труда заключенных рассматривалось многими экономистами как чуть ли не важнейший фактор экономического развития СССР. Сокращение использования труда заключенных заметно повлияло, по-видимому, только на развитие золотодобывающей промышленности, но точных данных на этот счет в моем распоряжении нет.
Результатом энергично проводимой механизации ручного труда явилось такое крупнейшее достижение, как строительство Волго-Донского канала, — в кратчайший срок (два с половиной года вместо первоначально намечавшихся пяти лет) и с использованием 200 тыс. работников вместо 500 тыс. по первоначальному плану [16]. Благодаря освоенному выпуску судов на конвейере, с широкой специализацией и кооперированием, удалось значительно снизить трудоемкость их строительства и ускорить сроки, в результате чего в 1950 году судостроительная промышленность произвела судов в несколько раз больше, чем в 1941 году [17].
Эти мероприятия связаны с деятельностью В.А. Малышева, одного из самых талантливых советских хозяйственников того периода. Он сыграл огромную роль в создании очень мощной танковой промышленности в годы войны, а после войны, возглавив Госкомитет СССР по науке и технике, мечтал о полном техническом перевооружении и организационной перестройке советской экономики. В то время она носила, с точки зрения техники и организации, весьма разношерстный характер. В ней сочетались предприятия дореволюционные, построенные в 30-е годы, но рассчитанные на натуральное хозяйство, самообеспечение, и так же в сущности организованные хозяйства военного времени. Судя по высказываниям и действиям В.А. Малышева как председателя Госкомтехники, министра судостроительной промышленности, он и вынашивал план кардинальной перестройки промышленности, строительства и транспорта на новейшей технической и организационной основе [18]. Немало ему удалось сделать в этом направлении, но многое не удалось. И в силу того, что его возможности были ограничены в административном плане, и в силу того, что такая перестройка требовала колоссальных капиталовложений — по сути это могла быть вторая индустриализация, для которой не оказалось достаточных ресурсов, отвлекаемых на колоссальные военные расходы.
Вторая индустриализация по замыслу значительно отличалась от первой. Она опиралась на несравненно более подготовленную армию рабочих и инженерно-технических работников, мощный научно-технический потенциал. Можно было использовать на этот раз в основном собственную машиностроительную базу. Главным направлением второй индустриализации было не новое строительство, а реконструкция старых предприятий, которая требовала меньших капиталовложений. Новое строительство было необходимо в основном при создании новых отраслей промышленности. Упор на этот раз делался на организационные факторы, т. е. более совершенную организацию, на методы производства, использовавшиеся в довоенный и особенно в военный период в военной промышленности, а также на изменение типа организации производства при его специализации и кооперировании, внутриотраслевого и межотраслевого. Большее внимание уделялось качеству продукции. Одним словом, индустриализация пятой пятилетки носила интенсивный, а не экстенсивный, как первая, характер. Но она имела и свои специфические проблемы и трудности. Она наталкивалась на слабые места традиционной командной экономики: неудовлетворительное материально-техническое снабжение, упор на количественные показатели, ведомственность, слабую нацеленность экономических показателей на новые потребности. Частично эти проблемы решались, о чем говорили огромные производственные успехи 50-х годов. Но многое не удалось, ибо целый ряд экономических проблем не нашел своего решения в теоретическом либо в практическом плане, даже при реализации верных теоретических разработок.
Вторая индустриализация требовала финансовых ресурсов, по- видимому, сопоставимых по своей доле в ВВП с затратами на первую, осуществленную до войны. Однако индустриализация 50-х годов была уже невозможна за счет снижения уровня жизни населения или резкого сокращения военных расходов, не совместимого с обеспечением военного паритета с огромной военной машиной Запада. Точнее, для такого резкого сокращения требовались очень серьезные внешнеполитические уступки. На них был готов идти Л. Берия, предлагавший уступить ГДР взамен на нейтрализацию Германии и разрядку военной напряженности. Видимо, Л. Берия понимал несовместимость второй индустриализации с чрезмерными военными расходами.
Уже первая попытка форсировано осуществить вторую индустриализацию в 1956 году провалилась из-за нехватки ресурсов. В декабре 1956 года в решениях пленума ЦК КПСС было указано на чрезмерный, непосильный объем капитальных вложений. В 1956 году не были выполнены годовые задания по ведущим показателям промышленности того времени: углю, металлу, цементу и лесу. Последние три продукта определяли развитие капитального строительства. Поэтому в решении пленума ЦК КПСС в декабре 1956 года и предлагалось сократить задания по капитальному строительству и отдельным отраслям промышленности [19].
Так, амбициозная шестая пятилетка, призванная дать старт экономической гонке с США, стала буксовать уже с первого года.
Наряду с ростом производительности труда в пятой пятилетке улучшались все остальные показатели эффективности использования ресурсов. Об улучшении использования основных производственных фондов говорит повышение как фондоотдачи (первый и последний раз в послевоенный период), так и практически всех натуральных показателей эффективности эксплуатации оборудования в отдельных отраслях и, обобщенно, электрической нагрузки электромоторов [20]. Чрезвычайно важно отметить резкое улучшение использования оборотных фондов. Излишние запасы традиционно были ахиллесовой пятой советской экономики — они вызывались неудовлетворительной организацией производства как на предприятиях, так и во всем народном хозяйстве. В пятую пятилетку темпы роста промышленности, по официальной оценке, были почти в 2 раза быстрее, чем оборотных средств в запасах товарно-материальных ценностей. Особенно значительным оказалось это превышение по незавершенному производству и запасам готовой продукции, что говорило о качественном улучшении организации производства на уровне предприятий и народного хозяйства [21]. Обобщающим показателем повышения эффективности производства в этот период явилось значительное снижение себестоимости промышленной продукции (в ценах, сопоставимых с ценами в предыдущий период). При всей неточности этого показателя, он все же характеризует тенденцию изменения уровня затрат. В среднегодовом исчислении себестоимость продукции снижалась в этот период более чем на 4 % [22]. Благодаря такому быстрому снижению затрат прибыль в народном хозяйстве за годы пятой пятилетки выросла почти в 2 раза, при неоднократном снижении оптовых цен.
Вследствие быстрого повышения эффективности производства в начале 50-х годов резко увеличились военные расходы, продолжали повышаться реальные доходы населения, развернулись крупные стройки народнохозяйственного значения. Такое сочетание не удавалось обеспечить перед второй мировой войной, при гораздо более низком уровне эффективности производства.
3.4. Значительное улучшение условий жизни населения в пятой пятилетке
В первые годы пятилетки в связи с застоем сельскохозяйственного производства и значительным увеличением военных расходов после начала войны в Корее росло преимущественно производство и потребление непродовольственных товаров, что, кстати, при этих условиях тоже можно считать немалым достижением. После смерти Сталина и целого ряда мер по сокращению военных и других связанных с ними расходов (например, строительства ряда железнодорожных линий стратегического значения) производство и особенно потребление продовольственных и непродовольственных товаров возросло, можно сказать, на порядок. Резкое повышение эффективности производства, определенное сокращение военных расходов в 1953-1954 годах и использование части очень крупных к 1953 году золотых резервов для закупки предметов потребления и сырья для их производства позволили, начиная с 1953 года, качественно поднять производство предметов потребления и потребительскую способность населения. Наряду с очень заметным ростом производства традиционных товаров (мяса, молочных продуктов, тканей, обуви и т.д.) в этот период впервые в массовом масштабе было развернуто производство многих товаров культурно-бытового назначения долговременного пользования (выпуск наручных часов увеличился более чем в 5 раз и достиг 8 млн шт., более чем в 3 раза выросло производство радиоприемников, началось массовое производство телевизоров, бытовой мебели). СССР с большим опозданием по сравнению с западными странами вступал в эру общества благосостояния. Все еще ничтожным оставалось производство легковых автомобилей, холодильников и стиральных машин. Но заметно расширилось жилищное строительство, хотя это еще не могло заметно повлиять на обеспеченность населения жильем. Уровень жизни населения, по западным стандартам, все еще оставался низким, но приближение к этим стандартам уже началось, и для советского населения этот период (автор хорошо это помнит по своим юношеским впечатлениям) представлялся временем небывалого расцвета благосостояния и уменьшения товарного дефицита, по крайней мере в крупных городах.Принятые осенью 1953 года постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР о развитии сельского хозяйства, об увеличении производства предметов потребления, о расширении розничного товарооборота намечали огромный рост производства и потребительских благ в 1955-1956 годах. Размеры этого увеличения были значительно большими, чем даже тот, совсем немалый, рост, что намечался по пятому пятилетнему плану. Однако для квалифицированного экономиста очевидно, что новые задания предполагали столь колоссальный рост сельскохозяйственного производства и капиталовложений в сельское хозяйство и производство группы Б, что достичь его было невозможно. Повышение производства и потребительских благ в 2-2,5 раза за 56 лет, как предусматривалось этими постановлениями, требовало либо фантастического роста эффективности производства во всей экономике, либо полного сворачивания военных расходов, что не предусматривалось. Этот нереальный план ставился в 1955 году в вину Г.М. Маленкову и принятому курсу, который связывался с его именем, указывалось прежде всего на недооценку опережающего роста производства группы А. В свете сказанного выше такой упрек выглядит оправданным, хотя формально решения принимались всем руководством страны.
Принятие указанных постановлений было одним из ранних симптомов того, что более реальное в послевоенный период планирование советской экономики снова становилось менее реальным. Однако усилия, прилагавшиеся к выполнению этих постановлений, действительно привели к значительному расширению производства потребительских товаров, хотя и в гораздо меньших размерах, чем планировалось.
3.5. Экономика СССР выигрывает соревнование с капиталистическими странами
Достигнутые в пятой пятилетке темпы роста советской экономики намного превышали темпы роста в США, Великобритании и ряде других относительно медленно растущих в этот период капиталистических стран. Но они часто превышали и темпы развития экономики в Японии и Западной Германии, которые считались странами экономического чуда. Так, производство электроэнергии, самое концентрированное выражение уровня экономического развития страны, в 1950 году в СССР превышало уровень ФРГ в 2 раза, а в 1955 году — уже в 2,2 раза. По прокату черных металлов опережение в 1950 году было в 2,55 раза, а в 1955 году — в 2,48 раза. По производству цемента в 1950 году СССР несколько отставал, а в 1955 году уже заметно опережал ФРГ. Рост производства хлопчатобумажных тканей, кожаной обуви и радиоприемников в СССР был выше, чем в ФРГ. По производству электроэнергии СССР опережал Японию в 1950 году в 2,03 раза, в 1955 году — в 2,61 раза; по производству проката опережение сократилось с 5,1 до 4,25 раза; по цементу опережение составило в 1950 году 2,26 раза, в 1955 году — 2,12 раза. Грузооборот государственных железных дорог вырос в Японии за этот период в 1,28 раза, в СССР — 1,61 раза. Таким образом, и Японию, если судить по наиболее надежным натуральным показателям, по темпам роста промышленности СССР скорее опережал. То же самое можно сказать и в отношении производительности труда. И в ФРГ, и в Японии в этот период значительная часть прироста промышленной продукции обеспечивалась за счет увеличения численности работающих в промышленности, в то время как в СССР преобладающее значение имел рост производительности труда. В отношении Японии следует иметь в виду, что быстрый рост производства в этот период происходил при крайне низком уровне жизни населения, которое еще более ухудшилось по сравнению с весьма низким довоенным уровнем. Прирост производства был сориентирован на наращивание производственного потенциала и на стремительный рост экспорта, а не на повышение внутреннего потребления. При наличии массовой безработицы миллионы рабочих трудились по 10-14 часов в день (как в советских лагерях). Продажа детей в рабство, дочерей в дома терпимости — это было повседневным явлением в Японии начала 50-х годов.Сотни тысяч детей в возрасте 10-12 лет работали на японских фабриках с утра до поздней ночи [23]. Крайне тяжелыми были жилищные условия трудящихся. Как видим, очень многое в условиях жизни населения Японии в этот период напоминало тяжелейшие условия жизни населения СССР в период индустриализации в 30-е годы, а кое-что (применение детского труда, продолжительность рабочего дня, продажа детей в рабство) было еще хуже.
3.6. Подъем сельского хозяйства
Крупнейшим хозяйственным достижением 50-х годов явился грандиозный (не побоюсь этого слова) подъем сельского хозяйства. И это было важнейшим условием повышения уровня жизни населения, подъема легкой и пищевой промышленности. Именно в сельском хозяйстве на протяжении долгих лет достижения советской экономики были наименее значительными, и многие специалисты внутри страны и за рубежом считали, что крупных достижений в этой области ждать невозможно из-за органических дефектов колхозного строя и в целом общественного хозяйства, особенно явных именно в этой отрасли экономики. Однако, как только советское государственное руководство определило подъем сельского хозяйства как свою первоочередную задачу (начиная с 1953 года), достижения не замедлили появиться. В целом за 1952-1958 годы продукция сельского хозяйства СССР выросла примерно в 1,5 раза, т. е. почти на 10 % ежегодно. Таких колоссальных темпов роста в нормальный (а не восстановительный период) не знало, насколько мне известно, сельское хозяйство ни в одной стране капиталистического мира, даже в США в 60-70-е годы XIX века. Другой особенностью роста сельскохозяйственного производства явилось то, что он происходил преимущественно на интенсивной основе. За указанный период численность занятых в сельском хозяйстве практически не изменилась. Это означает, что производительность труда в сельском хозяйстве росла ежегодно на те же почти 10 %. И это совершенно небывалый рост производительности труда в сельском хозяйстве, практически равный росту производительности труда в промышленности в этот же период.Если сопоставить рост урожайности и посевных площадей, поголовья скота и продуктивности животных, то при существенном росте посевных площадей и поголовья скота все же большая часть прироста сельскохозяйственной продукции обеспечивалась за счет роста урожайности и повышения продуктивности животноводства. Таким образом, и в сельском хозяйстве преобладали интенсивные методы, как и предполагалось директивами XIX съезда КПСС.
Решающий фактор роста сельскохозяйственного производства — это улучшение материально-технической оснащенности сельского хозяйства и качества руководства сельским хозяйством. Парк важнейших сельскохозяйственных машин и орудий в этот период вырос в 1,52 раза благодаря росту отечественного сельскохозяйственного машиностроения. Значительно были увеличены поставки сельскому хозяйству минеральных удобрений.
Сельское хозяйство укрепилось квалифицированными специалистами: механизаторами, руководителями сельскохозяйственных предприятий, направленными сюда из промышленности, из управленческого аппарата, партийных органов. Если до сентябрьского пленума ЦК КПСС 1953 года большинство сельских управленцев имело начальное образование, то теперь произошла их массовая замена на руководителей со средним специальным и высшим образованием. Резко повысился квалификационный уровень механизаторов сельского хозяйства, их ряды также пополнились работниками промышленности и вновь обученными механизаторами.
Наконец (но отнюдь не в последней степени), огромный подъем сельского хозяйства в этот период обеспечивался серией мероприятий по повышению уровня жизни тружеников села и их заинтересованности в результатах сельскохозяйственного производства: повышением заготовительных и закупочных цен, уменьшением налогового бремени, поощрением личного подсобного хозяйства, более высокими ставками оплаты труда работников МТС и совхозов.
В целом этот период показал, что колхозы и совхозы при обоснованной экономической политике и помощи могут быть достаточно эффективными хозяйственными предприятиями.
3.7. Недостатки сохраняются
Впечатляющие достижения советской экономики в пятой пятилетке не должны заслонять многие хронические ее недостатки, которые в этот период только несколько ослабли. Качество многих изделий оставалось низким. Это относится прежде всего к потребительским товарам (особенно к их внешнему виду), но и к средствам производства тоже, в частности, к оборудованию. Сошлюсь на книгу О. Антонова «Для всех и для себя», вышедшую, правда, в середине 60-х годов, но приводящую многочисленные факты низкого качества изделий, характерные в определенной степени и для середины 50-х годов. Многочисленные постановления о повышении качества продукции давали ограниченный результат. Хотя в связи с большей товарно-денежной сбалансированностью и усилением внимания к производству потребительских товаров именно в середине 50-х годов дефицит потребительских товаров уменьшился, он все еще оставался значительным, поскольку торговля имела ограниченные возможности воздействия на структуру промышленного производства, да и стимулы для такого воздействия у самой торговли были ограниченные. Для выполнения плана товарооборота хватало и выделяемых ресурсов. К сожалению, именно по проблеме дефицитности на потребительском рынке мы практически не имеем надежных данных. Это связано с тем, что в статистике розничной торговли в то время дефицитность продукции, или иначе — обеспеченность спроса населения, практически не отражалась. Изменение уровня запасов по ограниченному кругу укрупненных товарных групп могло характеризовать этот процесс только очень грубо. Здесь уместно отметить, что советское руководство уделяло деятельности Министерства торговли (в отличие, скажем, от министерств, занимавшихся тяжелой промышленностью), весьма немного внимания (хотя и больше, чем в предыдущие периоды). Даже не было попытки внедрить такие показатели деятельности или методы стимулирования, которые побуждали бы торговые организации и министерства, производящие потребительские товары, добиваться лучшего удовлетворения спроса населения, в отличие от некоторых стран Восточной Европы, таких как ГДР или Чехословакия, где эта линия и тогда, и позднее, в 60-е годы, проводилась более активно и результативно. Историкам предстоит еще серьезно вникнуть в деятельность и Министерства торговли, и Госкомитета СССР по материально-техническому снабжению, чтобы выявить реальный механизм советской экономики в этот период и его реальные результаты. Эта сфера советской экономики (сфера обращения) до сих пор остается малоисследованной. Определенным шагом в ее изучении можно считать работы Елены Осокиной, но они относятся к довоенному периоду, и, к сожалению, при всей их информативности и правдивости, у них все-таки более разоблачительный уклон, чем аналитический.Крупные достижения советской науки в середине 50-х годов не должны создавать впечатления полного благополучия в этой сфере. За успехами в ряде областей науки и техники скрываются крупные провалы в других областях. Конечно, дефекты советской системы организации научных исследований и отсутствие свободы публичного обсуждения конкретных недостатков в научных исследованиях приводили к образованию многих зон бедствия в научно-технических исследованиях и разработках. Очень точно об этих провалах и их причинах говорил в середине 50-х годов крупнейший советский ученый в области механики академик Л.И. Седов в статье, опубликованной в 1955 году в газете «Известия». Ввиду важности статьи приведу из нее значительные выдержки. Автор подвергает критике деятельность многих отраслевых институтов, превратившихся в «резерв квалифицированной рабочей силы, которая используется различными конструкторскими бюро для ликвидации всякого рода прорывов. В лучшем случае, на отраслевые институты возлагается еще оценка различных предложений и составление экспертиз, необходимых для подготовки документации в министерствах» [24].
Уничтожающей критике подвергает Л. Седов профессиональный и моральный уровень значительной части научных работников того периода. «В настоящее время практически невозможно производить замену научных руководителей или исполнителей в институтах и в вузах без вскрытия и фиксации особых, вопиющих прегрешений» [25].
На этом можно было бы поставить точку, так как уже сказанное Л. Седовым подтверждает удручающее положение в этой сфере. Но продолжу. «Показной энтузиазм, внешние признаки большой загрузки и сверхдолгое сидение в кабинетах зачастую служат основанием для положительной характеристики научных работников, несмотря на то, что их отдача, связанная с настоящими знаниями и творческой деятельностью, явно недостаточна. Бывают случаи, когда отдельные известные профессора оказывают поддержку и окружают себя малоквалифицированными, посредственными научными работниками, главная заслуга которых состоит в слепой преданности и в восхвалении своего патрона. В результате, на нездоровой почве возникает сплоченная клика, которая захватывает командные и руководящие посты, однако ее общий низкий уровень приводит к снижению уровня целой отрасли науки, служит тормозом в деле выдвижения действительно даровитых молодых кадров... Еще очень часто (! — Г. Х.) неверные или слабые работы не получают ясной и должной квалификации. Критические замечания сплошь и рядом проходят бесследно как для виновников низкого качества работ, так и для организаций, в которых эти работы произведены. Либеральное отношение к неоспоримому научному браку достигает иногда совершенно поразительных размеров» [26]. Какое же лечение предлагал Л. Седов от этих пороков советской науки? «Надо создать обстановку, при которой фиксирование ошибок в научных работах и искоренение различного рода халтуры встречало бы всемерную общественную поддержку и рассматривалось бы как дело чести, как дело государственной важности, как забота о повышении производительности труда в науке» [27]. Вот этой «всемерной общественной поддержки», и прежде всего государственной, впоследствии остро не хватало советской науке, как и другим областям жизни. И поэтому загнивание должно было в этих условиях охватывать все новые и новые области науки и техники.
Кстати, в своей статье Л. Седов сетует на то, что «замечательный производственный опыт, накопленный, например, в авиационной промышленности, еще слабо используется в других отраслях производства» [28], о чем я уже писал.
Отступление. Политический фон экономического развития конца 40-х — начала 50-х годов.
Для лучшего понимания событий экономической жизни первой половины 50-х годов необходимо, хотя бы вкратце, попытаться воссоздать их политический фон и оценку его Сталиным, который определял характер социально-экономического развития партии и страны. При этом следует учитывать, что как раз в начале 50-х годов вследствие преклонного возраста и ухудшения здоровья политическая активность Сталина резко снизилась, и на повседневный ход политической и хозяйственной жизни все больше стали влиять его ближайшие соратники. На этот счет имеется достаточное количество свидетельств людей из ближайшего окружения Сталина (например, в воспоминаниях Н.С. Хрущева, беседах В.М. Молотова с Ф. Чуевым). Приведу наиболее пространное изложение этого обстоятельства из воспоминания Н.Г. Кузнецова, бывшего в то время министром Военно-Морского флота. «Когда я снова вернулся на работу в Москву в 1951 году, я заметил крупные изменения в руководстве страной. Сталин, возведенный в ранг непогрешимого, уже редко появлялся на сцене, но именем его прикрывались те, кто фактически стоял у власти. На XIX съезде партии и знаменитом после него Пленуме ЦК уже все видели, что происходит что-то неладное, что Сталин только подмахивает перечни постановлений правительства. «Тройки» и «пятерки» уже полностью заменили его в практической работе, не решая острых вопросов. В этом «окружении» не было слаженности. Мне приходилось наблюдать работу «тройки»: Берия, Маленков и Булганин. Чувствовалось, что каждый тянул к себе, проворачивал то, что ему ближе. Государственного подхода не было. Этим они не помогли Сталину в конце его жизни, а наоборот, оставили самое тягостное впечатление. Много решений было принято, исходя из субъективных потребностей членов «тройки» или «пятерки». Каждый старался протолкнуть дела, которыми он ведал, отталкивая того, кто послабее... Самые острые вопросы, которые выдвигала жизнь в деле руководства страной, не решались и никто не чувствовал ответственности за это» [29].С другой стороны, конечно, никто, кроме Сталина, не мог решать принципиальные вопросы дальнейшего развития советского общества (или откладывать их решение). Некоторые высказывания Сталина в этот период и практические шаги в деятельности советского государства помогают воссоздать оценку Сталиным положения в стране и партии в начале 50-х годов. Если охарактеризовать ее кратко, то, как мне кажется, речь может идти об известной растерянности и о растущей тревоге за будущее страны и социализма. На такой вывод наталкивают и свидетельства двух людей, достаточно близко общавшихся со Сталиным в этот период: Д. Шепилова, назначенного незадолго до смерти Сталина председателем Идеологической комиссии ЦК КПСС, и Д.Г. Чеснокова, избранного на XIX съезде партии членом Президиума ЦК КПСС. Из воспоминаний Д. Шепилова очевидно, что Сталин уже после XIX съезда партии был крайне недоволен состоянием многих областей жизни советского общества, и по его указанию было создано несколько комиссий по подготовке новых решений в различных областях жизни общества. Более подробно Д. Шепилов пишет о крайне негативной оценке Сталиным состояния идеологической работы и просто уничтожающей оценке им важнейших деятелей в этой области за их догматизм и низкий интеллектуальный уровень. В ряде работ последнего времени делаются ссылки на телефонный звонок Сталина Д.Г. Чеснокову: за несколько дней до своей смерти Сталин буквально умолял Чеснокова (нашел, на кого надеяться!) взяться за решение теоретических проблем, без решения которых «мы погибнем». С другой стороны, работа Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» говорит о большом беспокойстве Сталина за судьбы социализма в СССР в связи с сохранением товарно-денежных отношений и двух форм собственности.
Очень важным мне представляется в этой связи свидетельство Л. Кагановича. Обращая внимание на слова Сталина в его выступлении на XIX съезде партии о том, что братским партиям надо учиться не только на наших достижениях, но и на наших ошибках, Л. Каганович полагал, что, если бы Сталин жил, он бы выступил с самокритичным докладом [30]. Выскажу предположение, что нежелание Сталина выступить с отчетным докладом на XIX съезде объяснялось не столько его физической слабостью (он сумел в течение полутора часов говорить на последующем пленуме ЦК КПСС), сколько неготовностью представить программу политических и экономических изменений.
Какие основания были у Сталина для такого острого беспокойства за судьбы социализма в СССР в период, казалось, его самых больших успехов, после победы революции в Китае и крупнейших экономических и военно-технических достижений СССР в конце 40-х — начале 50-х годов, о которых говорилось выше? Прежде всего Сталин, конечно, полностью осознавал экономическое, военное и научно-техническое превосходство капиталистического лагеря над социалистическим и невозможность его преодолеть в обозримом будущем, несмотря на большие экономические успехи СССР и других социалистических стран.
По абсолютному объему промышленного и сельскохозяйственного производства в этот период капиталистический мир на порядок был сильнее социалистического. По производству электроэнергии это превосходство составляло не менее 8 раз, выпуску стали — 5 раз, производству цемента — 5 раз и т. д. По численности населения и запасам природных ресурсов капиталистический мир также значительно превосходил социалистический. При этом, что исключительно важно, в отличие от 30-х годов, когда капиталистический мир был расколот, в начале 50-х годов, несмотря на отдельные разногласия между капиталистическими странами, они были достаточно сплочены под руководством США. Научно-техническое превосходство капиталистического мира проявилось в том, что основные научные и технические достижения этого периода были сделаны в капиталистических странах, хотя наука в СССР и других социалистических странах росла и количественно и качественно (имеются в виду, конечно, естественные науки), а в военной области в СССР были немалые собственные достижения и оригинальные разработки. Наконец, в военной области превосходство США и ее союзников наиболее отчетливо выражалось в запасах ядерного оружия и средствах их доставки. Несомненно, на мрачную оценку Сталиным перспектив социалистического лагеря влияло и то, что послевоенные иллюзии неизбежности сильного экономического кризиса в капиталистических странах, аналогичного тому, что разразился после первой мировой войны, оказались призрачными. Как раз в начале 50-х годов происходило быстрое экономическое восстановление в Западной Европе и Японии, не оправдались и надежды на значительный рост левых сил в мире. После первых, довольно внушительных, успехов сразу после войны, левые силы в конце 40-х — начале 50-х годов потерпели серьезные поражения в подавляющем большинстве стран Европы, Азии и Латинской Америки. Война в Корее как раз к началу 50-х годов выявила (при всех крупных неудачах южно-корейской и американской армий в первый период войны) военное и экономическое превосходство США и их союзников. Следует иметь в виду, что в США в этот период очень серьезно обсуждался план превентивного военного нападения на СССР, и возможность возникновения такой войны в связи с каким-нибудь локальным конфликтом была чрезвычайно велика. Крупнейшей неудачей Сталина, имевшей далеко идущие последствия, была неспособность изменить избранный коммунистическим руководством Югославии независимый курс внешней и внутренней политики.
Вместе с тем, при всей внешней стабильности внутриполитического положения в СССР и здесь далеко не все было спокойно. Прежде всего обозначились серьезные разногласия по многим внутри- и внешнеполитическим вопросам в среде советских руководителей. Сталин имел основания опасаться, что после его смерти верх возьмут силы, склонные к уступкам капиталистическим странам в области и внутренней, и внешней политики, и это, собственно, и подтвердилось реальными действиями нового послесталинского руководства. В то же время в стране исподволь нарастало недовольство сложившейся тоталитарной системой, о чем говорило появление довольно многочисленных подпольных молодежных организаций, создававшихся под лозунгами демократического возрождения социализма. Впервые начались серьезные волнения в лагерях (уничтожение стукачей, забастовки). Сохранялось и партизанское движения на Западной Украине, хотя и в сильно ослабленном виде. Видимо, у Сталина вызывала сомнения идейная устойчивость нового правящего слоя, утвердившегося после уничтожения ленинской партии в 1937-1938 годах. Недаром уже тогда, в качестве превентивной меры, Сталин сопровождал смену партийного и государственного аппарата резким усилением его политического образования на базе высших партийных школ и Академии общественных наук. Совсем не случайно, что чистка в партии в 19371938 годах сочеталась с повышенным вниманием Сталина к идейной подготовке руководящих партийных кадров и вообще к политической учебе. Сталин имел основания полагать, что технический профессионализм и управленческие способности нового руководящего слоя не будут подкрепляться его идейной приверженностью социализму и коммунизму, как и случилось впоследствии.
Но политическое образование не могло заменить жизненный опыт и социальное происхождение. Появившиеся в печати осенью 1999 года записи выступления Сталина на пленуме ЦК КПСС после XIX съезда партии, сделанные академиком А.М. Румянцевым, говорят о признании Сталиным раскола в Политбюро и партии. Эти записи подтверждают догадку, высказанную за много лет до этого А. Авторхановым, относительно раскола в советском политическом руководстве в последние годы жизни Сталина.
Осмысление работ Сталина последних лет его жизни, его действий в области внешней политики в те же годы, материалов XIX съезда партии, персональные изменения в высшем руководстве и многое другое привело меня к гипотезе, что Сталин в последние годы жизни в полной мере осознал завершенность предыдущего этапа социальноэкономического развития СССР и тупиковость его дальнейшего продолжения. В связи с этим он готовил, а частично уже и начал, очень серьезные изменения всей социально-экономической системы в направлении ее демократизации, большей социальной направленности экономики. В этой связи имелось в виду и ослабление напряженности в отношениях с западными странами. Предполагалась и децентрализация в управлении экономикой [31].
Смерть Сталина (скорее всего, насильственная, в целях предотвращения указанных изменений) прервала реализацию многих положений этой программы либеризации советского общества, в особенности изменение роли партии в жизни советского общества...
Исследователи общественного развития СССР в послевоенный период, как мне кажется, не обратили внимания на очень важные положения из отчетного доклада Г. Маленкова на XIX съезде партии, которые свидетельствовали об осознании Сталиным (а только он мог взять на себя ответственность за определение важных теоретических положений) необходимости глубоких изменений в характере политического устройства советского общества. В разделе о положении в партии акцентировалось внимание на четырех пунктах: 1) необходимо дать больший простор самокритике и критике снизу; 2) дисциплина, партийная и государственная, должна быть укреплена и стать единой для всех — руководителей и руководимых; 3) выдвижение и подбор кадров должны проводиться более строго, не должно быть места для кумовства и личных капризов; 4) необходимо усилить идеологическую работу, чтобы не допустить возрождения буржуазной идеологии и остатков антиленинских групп [32]. Положения отчетных докладов на съездах партии были указанием к действию и программными документами для партии и государства. В положениях впервые после 20-х годов, и, кажется, еще более решительно, говорится о бюрократическом перерождении государственного и партийного аппарата, грозящем крахом советской системы (без чего бессмысленно было об этом писать). Партия нацеливала на преодоление этих явлений, но в докладе отсутствовал механизм проведения этих изменений. Как будто бы их инициаторами должны были стать рядовые граждане и члены партии. Но это трудно было совместить с сохранением тоталитарного режима и отсутствием свободы выбора, реальной выборной системы и т.д. Во всяком случае, можно утверждать, что к концу жизни И. Сталин и часть его окружения видели грозные опасности для будущего советской социалистической системы. При всех ограниченных правах отдельных граждан и членов партии влиять на положение дел в обществе такая возможность все же существовала, особенно для членов партии. Речь, конечно, не шла об определении политического курса, но лишь о критике злоупотреблений и ошибочных действий должностных лиц. Сошлюсь на такого беспощадного критика сталинского курса и сталинской политической системы, как Л. Оников, много лет проработавшего в партийном аппарате. Вот что он пишет: «В 50-х годах мне самому, молодому партийному работнику, приходилось критиковать первого секретаря и других секретарей ЦК КП Эстонии, где я начинал свою работу. Тогда можно было критиковать любое, самое высокое должностное лицо в партии и государстве, кроме членов Политбюро, не говоря, конечно, о Сталине. Это держало в узде, и порой жестко, верхушку аппарата. Внутрипартийный беспредел начался позже, начиная с прихода к власти Хрущева и до Горбачева» [33].
Смерть Сталина закончила тот период развития социалистического общества в СССР, который Лев Копелев очень удачно охарактеризовал как «рабовладельческий период первоначального социалистического накопления», когда неизбежны «варварские методы преодоления варварства» [34]. Самые трудные задачи социалистического строительства, казавшиеся неразрешимыми в крайне отсталой стране в капиталистическом окружении, в значительной степени были разрешены: создана достаточно мощная индустриальная, научно-образовательная база, военная мощь, создано социалистическое окружение. Население страны, при всем недовольстве многими сторонами действительности, под влиянием пропаганды, страха и реальных достижений в большинстве приняло социалистические ценности. Господство общественной собственности, созданной при советской власти, делало немыслимой реставрацию капитализма уже в силу хотя бы того, что невозможно было ни найти дореволюционной собственности, ни продать ее отечественным собственникам.
Вместе с тем в общественной системе оставались многочисленные элементы «рабовладельческого периода», азиатского способа производства и жизни, которые делали несчастной жизнь большей части граждан и не позволяли обеспечить дальнейшее успешное развитие советского общества. Здесь и нищенский уровень жизни большинства населения, и политическое и правовое бесправие граждан, и существование гигантской системы принудительного труда, и многие структурные недостатки экономики. В целом и по уровню жизни, и по экономическому уровню, и по политическим правам и свободам граждан советская система далеко уступала капиталистической, которая в то время уже восприняла многие традиционно социалистические ценности, но превосходила общественные системы большинства развивающихся стран того периода.
Будущее социализма и СССР зависело от того, сумеет ли послеста- линское руководство найти путь постепенного преодоления элементов «рабовладельческого периода», не разрушая социалистических ценностей и стабильности общественного устройства. Это была задача колоссальной сложности, ибо речь шла об изменении уже сложившейся и укоренившейся системы. Как и всякий глубокий общественный переход, этот был сопряжен с опасностью общественной дестабилизации и дезорганизации. Его приходилось осуществлять на уже сложившемся человеческом материале, ментальность которого сформировалась десятилетиями жизни в деспотическом обществе и столетиями жизни в авторитарном российском обществе. Вместе с тем за весь период советской власти не было более благоприятного периода для начала такого поворота, ибо уже сложились материальные, внешнеполитические, социальные силы для его осуществления (многочисленный слой интеллигенции и квалифицированных рабочих, часть государственного и партийного аппарата), которые тяготились тоталитарным строем и хотели его либерализации. Наличие квалифицированных кадров позволяло обеспечить замену еще оставшихся на своих местах малообразованных и привыкших исключительно к насильственным методам руководителей более способными и демократическими и в то же время достаточно требовательными, как это диктовалось потребностями индустриального общества и командной системы экономики. Важнейшие преобразования в политической жизни и стиле управления в более демократическом духе должны были сопровождаться повышением уровня жизни населения (чтобы не вызывать социального взрыва из-за накопившихся социальных проблем), снижением военных расходов (что требовало улучшения отношений с западными странами). Необходимое расширение контактов с Западом все более широких кругов советского населения также требовало синхронизации с повышением уровня жизни, ибо шок от сопоставления со значительно более высоким уровнем жизни на Западе неизбежно должен был привести к уменьшению привлекательности советского образа жизни и социалистических идей. Одним словом, назревшие социальные изменения требовали от руководства страны и партии необыкновенно тонкой и прозорливой работы. Нельзя было также не учитывать многовековых традиций русского общества, привыкшего к авторитарным методам управления. Вот почему решающее значение, как это всегда бывает в тоталитарной системе, имели качество личности и политическая линия нового лидера страны.
В коммунистических партиях сталинского типа не было условий для проявления стратегически мыслящего государственного и партийного деятеля. Вождь партии монополизировал выработку стратегии развития и функции единственного теоретика. От остальных требовалась лишь высокая исполнительность и компетентность в рамках выработанных вождем установок. Самостоятельная теоретическая работа, независимое мышление в партии исключались. Поэтому самостоятельный политический деятель мог появиться лишь случайно, почти нелегально. В руководстве КПСС самостоятельным политическим мышлением обладали только два человека: Л. Берия и В. Молотов. Первый — благодаря большому здравому смыслу и огромному опыту хозяйственной и политической работы (НКВД). Второй — благодаря тоже большому опыту административной работы в качестве главы правительства в течение 11 лет и склонности к теоретическому мышлению, не поощрявшемуся, но и не пресекавшемуся Сталиным. Л. Берия, как показали его действия после смерти И.В. Сталина, был сторонником значительной либерализации общества, вплоть до роспуска колхозов в отдельных регионах, ограничения роли партии в жизни общества, смягчения международной обстановки, расширения прав союзных республик, реабилитации части политических заключенных и прекращения пыток, уменьшения военных расходов на основе смягчения международной напряженности. В. Молотов, если судить по его практическим действиям и воспоминаниям, был не против известной корректировки во внутренней и внешней политике, но в целом считал надолго единственно возможным и целесообразным способом функционирования социалистического общества уже сложившийся тип, нуждавшийся в усовершенствовании, в устранении пережитков капитализма в виде товарно-денежных отношений и колхозов и чрезмерных привилегий номенклатуры.
Безусловно, к концу жизни Сталина политическая и хозяйственная напряженность достигла критического уровня. Речь не идет об экономическом кризисе. Росло даже производство потребительских товаров. Но уровень жизни основной части населения был крайне низким, а требования к нему со стороны государства чрезмерно высокими, что ощущали на себе не только рядовые граждане, но и руководители, которые, однако, щедро вознаграждались за те требования, которые к ним предъявлялись. Хозяйственные трудности начала 50-х годов определялись колоссальными военными расходами в условиях противостояния СССР и его союзников несравненно более могущественной экономически коалиции капиталистических государств и полупараличом государственного управления в условиях резкого ослабления активности деятельности И.В. Сталина. Определенное ухудшение качественного состава руководящих кадров в стране началось уже сразу после войны. Устранение талантливого хозяйственника Н.А. Вознесенского, ленинградской группы государственных деятелей, более организованных и квалифицированных, пожалуй, лучшего администратора советского периода В. Молотова, ряда крупнейших хозяйственников еврейской национальности в конце 40-х годов — все это серьезно ослабило эффективность хозяйственного управления командной экономикой. Такие выдвиженцы конца 40-х годов, как Н.С. Хрущев и Н.А. Булганин, значительно уступали по своим деловым качествам В.М. Молотову, Н.А. Вознесенскому и А.А. Жданову.
К середине 50-х годов, после налаживания массового производства атомного и водородного оружия и средств его доставки, военная опасность для СССР серьезно уменьшилась. Было достигнуто определенное смягчение международной напряженности. Экономическая мощь страны значительно укрепилась. Все эти события создали благоприятные возможности для внутриполитической разрядки: освобождения политзаключенных, смягчения уголовного законодательства, повышения уровня жизни населения, большего внимания к материальным и духовным нуждам советских людей. У значительной части правящего слоя появилось острое желание смягчить казавшееся чрезмерным и обременительным бремя забот и требовательности предыдущего периода. Здесь совпадали желания простых людей и части руководителей и объективные возможности экономического и политического состояния общества. Вопрос состоял в нахождении грани между возможным и невозможным, опасным для развития экономики в условиях командной системы степенью снижения уровня требовательности и дисциплины. Нужен был тщательный и объективный анализ реального состояния экономики в сопоставлении с другими развитыми странами и потребностями дальнейшего экономического развития.
Библиографические ссылки и примечания
1. Вайнштейн А. Народный доход России и СССР / А. Вайнштейн. М., 1969. С. 161; Народное хозяйство СССР в 1967 г. М., 1968. С. 888.2. Мельянцев В. А. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность / В. А. Мельянцев. М., 1995. С. 181.
3. Хлусов М. И. Развитие советской индустрии. 1946-1958 гг. / М. И. Хлусов. М., 1976. С. 105-113.
4. Шепилов Д. Непримкнувший / Д. Шепилов. М., 2001. С. 286.
5. Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. М., 1958. Т. 3. С. 670. По этому же источнику приводятся и другие задания пятого пятилетнего плана, установленные директивами XIX съезда КПСС.
6. Народное хозяйство СССР в 1967 году. М., 1968. С. 639.
7. Народное хозяйство СССР в 1958 году. М., 1959. С. 231.
8. Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР / Г. И. Ханин. Новосибирск, 1991. С. 265.
9. Там же. С. 164.
10. Народное хозяйство СССР в 1960 году. М., 1961. С. 605.
11. Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР / Г. И. Ха- нин. Новосибирск, 1991. С. 263.
12. Там же. С. 261.
13. Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. М., 1958. С. 638-641.
14. Аганбегян А. Г. В первом эшелоне перестройки / А. Г. Аганбегян. Новосибирск, 1989. С. 22.
15. Хлусов М. И. Развитие советской индустрии. 1946-1958 гг. / М. И. Хлусов. М., 1976. С. 56-58.
16. Чалмаев В. Малышев / В. Чалмаев. М., 1978. С. 315.
17. Там же. С. 328.
18. Там же. С. 314-316.
19. Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. М., 1958. С. 146-147.
20. Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР / Г. И. Ха- нин. Новосибирск, 1991. С. 263.
21. Хейнман С. А. Проблемы интенсификации промышленного производства / С. А. Хейнман. М., 1968. С. 14-15.
22. Плышевский Б. П. Национальный доход СССР за 20 лет / Б. П. Плы- шевский. М., 1964. С. 100.
23. Варга Е. С. Основные вопросы экономики и политики империализма / Е. С. Варга. М., 1953. С. 237-238. Выдающийся советский экономист Е. Варга в своих работах приводил только хорошо проверенные данные.
24. Седов Л. Размышление об ученых и науке / Л. Седов. М., 1980. С. 341.
25. Там же. С. 342.
26. Там же. С. 343.
27. Там же.
28. Там же. С. 345.
29. Кузнецов Н. Г. Крутые повороты / Н. Г. Кузнецов. М., 1995. С. 87-88.
30. Каганович Л. Памятные записки / Л. Каганович. М., 1996. С. 498.
31. Эта гипотеза изложена и обоснована в сокращенном виде в моей статье «Сталин инициатор перестройки и либерализации?» (ЭКО. 2005. № 10). Полный ее текст имеется в Интернете на сайте Socionet.ru
32. Цит. по: Боффа Дж. История Советского Союза / Дж. Боффа. М., 1994. Т. 2. С. 390.
33. Оников Л. КПСС: анатомия распада / Л. Оников. М., 1996. С. 34-35.
34. Копелев Л. Утоли мои печали / Л. Копелев. М., 1991. С. 229.
Текст статьи приводится по изданию: Ханин Г.И. Экономическая история России в новейшее время / В 2 т. Т. 1: Экономика СССР в конце 1930-х по 1987 год. Новосибирск: Издательство Новосибирского государственного технического университета, 2008. С. 92-125.