После экономической катастрофы периода военного коммунизма, в которой немалая роль принадлежала недостоверной статистике [1], советская власть сформировала ЦСУ СССР в центре и на местах из практически сплошь политически оппозиционных статистиков, преимущественно бывших меньшевиков, и этот состав тогдашнего ЦСУ СССР сделал советскую экономическую статистику одной из лучших в мире и по количеству предоставляемых данных, и по их качеству, достоверности. Но и тогда не все было идеальным в советской статистике. Серьезный просчет был допущен в оценке основных фондов, что не позволило верно оценить их динамику и реальную рентабельность экономики. Этот просчет проявился во время хозяйственных затруднений конца 1920-х годов, когда выявилась угроза почти полной остановки экономического роста [2]. С 1927 г. начала «хромать» статистика динамики продукции. Старый состав ЦСУ СССР, при свободе действий, нашел бы путь решения этих проблем. Но их ему не дали найти.
При повороте от НЭПа к командной экономике этот состав ЦСУ СССР был разогнан, а ведущие советские статистики того периода репрессированы. Политически благонадежные новые молодые статистики, при благожелательной поддержке и поощрении центральной и местной власти, быстро довели ее качество до такого низкого уровня, что уже ни одной исчисляемой из стоимостных данных цифре нельзя было верить, и даже многие натуральные показатели вызывали серьезные сомнения в своей достоверности. Истина обнаружилась в 1932 г., когда вместо обещанного пятилетним планом расцвета экономики и благосостояния населения СССР миллионы людей голодали, а экономика переживала огромные трудности.
Выяснилось, что статистика и жизнь слишком разошлись, а руководящие органы лишились какой-либо более или менее достоверной картины того, что происходит в экономике и поэтому руководить ею уже не могли. Пришлось менять людей на капитанском мостике советской статистики. Во главе ЦСУ СССР был поставлен один из самых талантливых из большевистских экономистов и почти вечный оппозиционер в большевистской партии Николай Осинский, не являвшийся статистиком по образованию и профилю научной деятельности, но хорошо понимавший, что требуется от нормальной статистики. Н. Осинский начал свою деятельность на новом посту с того, что объявил борьбу за верную цифру [3]. Н. Осинскому удалось остановить нараставший вал искажений в статистике, хотя и не ликвидировать его. Излишняя ретивость Н. Осинского в наведении порядка в статистике дорого ему обошлась. Через несколько лет, когда кризис в советской экономике был ликвидирован, и поэтому Осинский стал не нужен и даже опасен, его сняли с должности, а еще через несколько лет расстреляли за прошлую оппозиционность.
Продолжавшиеся впоследствии в течение десятилетий искажения в макроэкономической статистике советские власти принимали и поощряли до тех пор, пока положение в экономике не стало вновь критическим в конце 1980-х годов. К этому добавился вал критики состояния советской статистики со стороны ряда советских экономистов (в том числе и автора этих строк) и западных экономистов, и международных экономических организаций. Некоторое время ЦСУ СССР эту критику отвергало [4]. Но жизнь брала свое, и в начале 1989 г. во главе Госкомстата (б. ЦСУ) СССР был поставлен В. Кириченко, опять-таки не профессиональный статистик, а крупный экономист, и справедливость критики в адрес советской статистики была им и всем руководством Госкомстата СССР, наконец-то, признана. С приходом В. Кириченко к руководству Госкомстатом СССР началась реальная перестройка деятельности этой организации в сторону обеспечения достоверности статистики. Немалую роль в этой перестройке сыграла финансовая и профессиональная помощь международных финансовых организаций и Европейской статистической организации (Евростат).
Главное направление этой перестройки состояло в переходе сначала советской, а после распада СССР и российской статистики от обслуживания нужд плановой экономики к обслуживанию нужд в статистике нарождавшейся рыночной экономики с использованием испытанных и проверенных в течение многих десятилетий международных стандартов статистической отчетности, обеспечивших в странах Запада достаточно высокую достоверность статистики. Огромная трудность для России в таком переходе состояла в том, что рыночные отношения в ней только зарождались и многие их проявления носили весьма экзотический для развитых стран Запада характер. К тому же авторитет всей государственной власти в России в первые годы носил минимальный характер и это отношение распространялось и на статистические органы, которые были лишены многих прежних возможностей по контролю за достоверностью статистической информации. Поэтому допущенные в первые годы функционирования российской статистической службы неточности в статистических данных можно объяснить и новизной обстановки, и объективной сложностью стоящих задач. С помощью тех же международных организаций часть из этих неточностей в макроэкономических данных была устранена в 1995 г., когда был произведен их пересчет по ряду показателей. По-видимому, только с этого времени можно говорить о начале периода нормального развития российской статистической службы.
Я дальше буду говорить о многочисленных просчетах официальной российской, в основном макроэкономической, статистики. Но из этого вовсе не следует, что я не оцениваю ту большую работу, которую она проделала в постсоветский период в тяжелейших условиях и при минимальном внимании и поддержке государственных органов, которые никогда не понимали значения этой деятельности [5].
Какие факты говорят о том, что Россия снова приближается к критическому этапу в развитии своей экономики, который непременно потребует заняться и состоянием ее статистики?
Для ответа на этот вопрос необходимо взглянуть на результаты экономического развития России не за последние пять, относительно удачных лет, как это предпочитают делать официальные лица, а за последние 15-20 лет, с начала рыночных преобразований в России, и перспективы экономического развития России. Даже при учете возможности некоторого занижения реальной динамики ВВП в первой половине 1990-х годов из-за недооценки объема фонда личного потребления населения [6] уровень валового внутреннего продукта России все еще довольно далеко отстоит от уровня 1985 г. Это означает, что Россия в последние 20 лет переживала самый продолжительный экономический кризис в экономической истории нового времени. В то же время весь мир, даже такие медленно развивающиеся континенты, как Африка, Ближний Восток и Латинская Америка, не говоря уже о странах Запада, Китае и Индии, ушли за это время далеко вперед. Страшнее всего, однако, то, что в этот период систематически подрывались возможности выхода России из экономического кризиса в дальнейшем. Этот аспект экономического кризиса имеет уже прямое отношение к качеству нашей макроэкономической статистики.
Для минимально грамотного экономиста и просто здравомыслящего человека понятно, что развитие экономики в огромной степени зависит от состояния производственного потенциала страны, прежде всего основных производственных фондов, и финансовых источников его наращивания. И вот именно в этих вопросах современная макроэкономическая статистика России дает совершенно искаженную картину реального положения дел в нашей экономике. И здесь счет уже идет не на проценты искажения, даже не на десятки процентов, а в разы и в противоположные реальным знаки экономических показателей.
Возьмем, к примеру, динамику основных фондов России. Если поверить Госкомстату России, то их объем вырос с 1990 до 2003 г. на 7,7% [7]. И это притом, что ВВП за этот период сократился, по данным того же Госкомстата, на 21,8% [8]. Получается, что фондоотдача в российской экономике сократилась на 27% и, следовательно, у нас еще имеется весьма изрядный резерв роста экономики за счет увеличения фондоотдачи, особенно если учесть, что этот показатель и в советский период был очень низким. Этот вывод подтверждается как будто бы данными об использовании производственных мощностей в ряде отраслей промышленности, где по многим продуктам даже в 2002 г. указанный показатель был намного ниже 30% [9]. В то же время за 1990-е годы капитальные вложения в основные фонды сократились в 4-5 раз, и в особенности в производственные основные фонды. Опять-таки минимально грамотный экономист понимает, что не может произойти столь минимальное сокращение основных фондов при таком огромном сокращении капитальных вложений.
О том, что фактически сокращение основных фондов было намного большим, говорят и официальные данные Госкомстата России о сокращении производственных мощностей в промышленности. Эти данные далеко не точны и, как я покажу далее, явно занижены, но и по ним, по расчетам Г.П. Литвинцевой, сокращение производственных мощностей составило в зависимости от отрасли и продукции по подавляющему большинству продуктов минимум 10%, максимум 77% [10]. По некоторым отраслям экономики (сельское хозяйство, транспорт) имеются данные о парке оборудования. Нередко за постсоветский период он сокращался в два и более раза [11].
Обращаю внимание на то, что многие из приведенных данных отражают только количественное сокращение производственного потенциала экономики. Не отражается качественное ухудшение, выражающееся прежде всего в увеличении среднего возраста оборудования, который, по данным Госкомстата России, вырос за постсоветский период в промышленности с 10,8 года до 20,1 года [12]. В сельском хозяйстве и на транспорте этот возраст изменился, по-видимому, не меньше, учитывая мизерные капиталовложения в эти отрасли в постсоветский период. Огромный рост среднего возраста оборудования приводит к преуменьшению реального размера сокращения производственных мощностей в промышленности, так как вряд ли те, кто их определяют, обладают методами учета влияния возраста оборудования на величину производственной мощности.
Как же могло случиться такое «чудо», чтобы при таком колоссальном сокращении факторов, влияющих на величину основных фондов, они даже выросли? И здесь я подхожу к проблеме, которая осталась почти не замеченной нашими статистиками и экономистами в последние 10-15 лет с точки зрения ее влияния на динамику основных фондов и другие макроэкономические показатели, - к оценке основных фондов. Не ошибусь, если скажу, что оценка основных фондов явилась самым слабым местом в советской статистике за весь послереволюционный период. Я уже упоминал, как ошибочная оценка основных фондов привела к позднему осознанию надвигающегося кризиса в советской экономике в конце 1920-х годов. В то время с другими показателями экономической статистики в СССР тогда было более или менее благополучно.
В чем же состоит проблема оценки основных фондов?
Опишу ее более подробно, так как убедился, что ее не понимают и уж определенно недооценивают не только неспециалисты, но нередко и экономисты, преподаватели экономических дисциплин и научные работники.
Для того чтобы оценка основных фондов обеспечивала потребности их воспроизводства и верно отражала их динамику, необходимо, чтобы она соответствовала текущим ценам на инвестиционные товары, то есть осуществлялась по восстановительной стоимости. В противном случае амортизационных отчислений, исчисляемых от величины стоимости основных фондов, не хватит для возмещения их износа, а объем капитальных вложений будет несопоставим со стоимостью основных фондов. Особенно важно это требование при инфляции в стране, а такое положение носило почти перманентный характер и в СССР, и в постсоветской российской экономике. Поскольку часто производить переоценки основных фондов практически невозможно, желательно производить их ежегодно. Фактически в СССР после Первой мировой войны первая переоценка произошла только в 1925 г., но она была произведена крайне небрежно, в результате чего стоимость основных фондов оказалась заниженной. Впоследствии переоценки основных фондов происходили в СССР очень редко и из-за недооценки этого мероприятия, и из-за его дороговизны. Следующие общеэкономические переоценки были произведены в 1960, 1971 и 1982 гг. и тоже с большими ошибками, приведшими к недооценке основных фондов.
Как видим, в СССР такие переоценки производились крайне редко и с большими ошибками. Когда я (совместно с Н. Иванченко) произвел примерный расчет восстановительной стоимости основных фондов по ряду отраслей экономики для 1990 г., то оказалось, что она превысила их балансовую стоимость более чем в три раза! [13]. Такая грубая ошибка в оценке основных фондов имела почти фатальное значение для судеб советской экономики. Раз стоимость основных фондов занижена, значит, занижен и объем амортизационных отчислений и, следовательно, занижена себестоимость продукции и завышен размер прибыли в отраслях народного хозяйства. При правильной оценке основных фондов многие из этих отраслей, по-видимому, уже в 1990 г. оказались бы убыточными или низкорентабельльными. С другой стороны, преувеличивался рост основных фондов, ибо капитальные вложения в обесцененных рублях приписывались к старым основных фондам в более дорогих рублях.
Как это ни удивительно, это обстоятельство (хорошо осознаваемое лучшими советскими экономистами в 1930-е- 60-е годы [14]) нашло крайне слабое отражение в многочисленных расчетах альтернативных оценок советской экономики, производившихся за рубежом. Единственный расчет динамики физического объема основных фондов в СССР, учитывавший, хотя и не полностью, инфляцию в этой сфере, был произведен американскими экономистами Мурстином и Пауэллом (Moorsteen and Powell) и завершался 1955 годом. В последующем американские экономисты, не переоценив основные фонды и лишь минимально дефлятировав капитальные вложения, получили данные о динамике основных фондов, мало отличавшиеся от данных ЦСУ СССР.
Читатели не сочтут за нескромность, если я сообщу, что в своей докторской диссертации произвел перечет динамики основных производственных фондов в СССР за 1955-1987 гг. методом непрерывной инвентаризации, переоценив основные фонды на начало периода и использовав дефлятированную динамику капитальных вложений и капитального ремонта по годам анализируемого периода.
Результаты этих расчетов, но не сами расчеты, были воспроизведены в открытых публикациях. Хотя мои расчеты альтернативных макроэкономических показателей широко обсуждались в зарубежной и советской экономической литературе, этот самый ценный, с моей точки зрения, элемент расчетов остался почти незамеченным (единственным известным мне исключением является превосходная, но не по этой причине, работа А. Белоусова «Становление советской индустриальной системы», опубликованная в 2001 г.). Между тем именно эти расчеты в наибольшей степени отличались от западных и имели наибольшее экономическое значение, ибо показывали критическое положение в самой важной для будущего экономики сфере хозяйственной жизни. Мои расчеты показали, что к концу 1980-х годов в СССР практически прекратился рост основных производственных фондов, в то время как среди советских и западных экономистов господствовало мнение, что как раз в этой области дела в СССР обстояли благополучно и можно было смело идти на значительное сокращение объема капитальных вложений без риска для экономического развития СССР, а впоследствии и России. Вот почему произведенное в начале 1990-х годов резкое сокращение капитальных вложений встретило так мало возражений среди профессиональных экономистов. Так грубый просчет в экономической статистике привел к не менее грубому и имевшему тяжелейшие долгосрочные последствия просчету в экономической политике. Что же касается реальной рентабельности советской экономики, то такие расчеты ни на Западе, ни в СССР, ни в постсоветской России вообще не производились, хотя их значимость при директивных ценах, конечно, гораздо меньше, чем при рыночных ценах.
В постсоветский период переоценка основных фондов для отраслей экономики впервые была произведена по состоянию на 1 июля 1992 г. с учетом размера инфляции за 1990-1992 гг. Многие экономисты почитали, что тем самым проблема обоснованной оценки основных фондов была решена, если правильно был рассчитан размер удорожания (в чем тоже нет уверенности). Однако при этом мимо внимания большинства экономистов прошло то обстоятельство, что основные фонды были очень сильно недооценены уже в начале этого периода. В последующем, вплоть до 1997г., переоценки основных фондов ввиду сильной инфляции в этот период производились ежегодно. Однако с 1997 г. неожиданно эти переоценки в обязательном порядке были прекращены. Мотивы этого решения так и не объяснялись. Возможно, кому-то было удобно приобретать предприятия по заниженной стоимости. Так или иначе, но этот вопрос был отдан на откуп предприятиям. Однако расчет на их экономическую сознательность, как и следовало ожидать, не оправдался. Подавляющая их часть переоценки основных фондов не производили. В результате к концу 1990-х годов занижение балансовой стоимости по сравнению с восстановительной достигло более 10 раз [15] - совершенно убийственная величина для репутации официальной статистической службы.
Впервые грубый расчет динамики основных производственных фондов в постсоветской России был произведен мною в 1996 г. тем же методом непрерывной инвентаризации, отталкиваясь от стоимости основных фондов СССР и с учетом реальной динамики капитальных вложений и капитального ремонта в первой половине 1990-х годов. Этот расчет показал, что за короткий срок в пять лет основные производственные фонды упали на 15%, а активная их часть, определяющая производственный потенциал экономики, - на 30% [16]. Если я был прав, то эти данные cсвидетельствовали о надвигающейся катастрофе российской экономики. Как догадывается читатель, на эти расчеты ни официальные органы, ни профессиональные экономисты (за одним-двумя исключениями) внимания не обратили. Мне известно лишь еще одно исследование по данному вопросу в России, вышедшее только в 2003 г., что само по себе поразительно и крайне плохо говорит о состоянии российской экономической науки, учитывая огромную важность этого вопроса для будущего российской экономики. Оно принадлежит московскому экономисту И.Б. Воскобойникову и посвящено динамике совокупной факторной производительности в экономике России за постсоветский период [17]. Автор использовал для этой цели намного более совершенный аппарат, чем я. В принципе, наши подходы близки, но исходные данные расчетов у И.Б. Воскобойникова из-за некритического доверия к данным советской статистики и сомнительности отдельных теоретических посылок во многом дефектны. И.Б. Воскобойников в результате своих расчетов пришел к выводу, что за 1990-2001 гг. основные фонды России сократились в среднем, по различным формулам расчета, примерно на 15%, а эффективные, к которым он относит пригодные для работы в рыночной экономике, - в три раза [18]. Первый результат лучше официального, но преуменьшает реальное падение основных фондов, второй результат явно преувеличивает реальное падение даже эффективных фондов в его понимании автором, ибо не согласуется ни с реальным падением ВВП, ни с сокращением парка оборудования даже с учетом его износа в конкурентоспособных отраслях российской экономики. Другая известная мне оценка динамики этого показателя принадлежит российскому экономисту В.А. Мельянцеву, который также показывает огромное сокращение основных фондов в постсоветский период (более 7% в период до 1998 г.!), но автор не раскрывает ни метод своего расчета, ни исходные данные, использовавшиеся при этой оценке.
Если распространить исчисленную мною ранее динамику производственных основных фондов до конца 1990-х годов, то получится сокращение основных производственных фондов на 30%, а их активной части - на 50-60%, что гораздо лучше согласуется с другими экономическими показателями развития российской экономики в этот период. Учитывая, что в этот период произошло коренное изменение структуры капитальных вложений в пользу сферы услуг, общее сокращение основных фондов России за это время было, конечно, меньшим. Тем не менее я допускаю, что в моих расчетах содержится некоторый элемент преувеличения их сокращения, вызванный, по-видимому, недоучетом уменьшения их износа и потенциального выбытия в результате снижения интенсивности использования при падении объема производства. Но порядок величин эти расчеты показывают. Речь, следовательно, идет о сокращении производственного потенциала экономики за весь постсоветский период примерно в два раза. Если проанализировать данные о парке оборудования в тех отраслях, где он фиксируется или легко рассчитывается (транспорт, сельское хозяйство, строительство) и учесть колоссальное увеличение среднего возраста оборудования в этот период (примерно в два раза), то достоверность полученных мною данных станет достаточно очевидной. Из этого еще не следует автоматически, что в начале XXI века должно было произойти сокращение ВВП в сфере производства товаров, так как в советский период оборудование использовалось плохо и имеются и, по-видимому, применяются резервы лучшего его использования, но они (эти резервы), конечно, не бесконечны и, скорее всего, не столь уж велики, принимая во внимание ухудшение квалификации работников.
Учитывая только не отражаемый макроэкономической статистикой факт огромного сокращения основных фондов (на уровне периода Великой Отечественной войны), можно и нужно было усомниться в реальности не только прокламируемого удвоения ВВП в ближайшие 10 лет, но и возможности его роста вообще в ближайшие годы. Но ни статистические органы не довели этот факт до сведения государственных органов, ни последние не полюбопытствовали об этом, что достаточно красноречиво говорит об их невнимании к данной проблеме.
Недооценка стоимости основных фондов позволяет подойти к проблеме экономического роста в ближайшем будущем с другой стороны. Восстановительная стоимость основных фондов в настоящее время с учетом его реального износа, преуменьшаемого официальной статистикой из-за недооценки стоимости старых основных фондов, составляет в настоящее время 1,8 трлн. рублей. Если принять в качестве их ежегодного износа величину в 3% от остаточной стоимости основных фондов, то окажется, что она значительно больше нынешних ежегодных капитальных вложений (соответственно 1,8 и 1,36 трлн. рублей) [19]. Для обеспечения экономического роста в размере даже не 8%, а 6% в год, если доверять этим данным, требуется учетверение (!) доли капитальных вложений в основные фонды в ближайшие годы, то есть на уровне первой пятилетки, что на порядок больше, чем проектируемое в правительственных планах и прогнозах экономического развития на ближайшие 10 лет, где речь идет о величине в 25% этой доли вместо почти 50%. Этой величины достичь, конечно, намного легче, но и результат будет соответствующий.
Уже сопоставление данных о потребных и реальных капитальных вложениях говорит о катастрофической нехватке финансовых ресурсов для продолжения экономического роста. Между тем официальные данные о прибыльности как по отношению к выпуску продукции, так и по отношению к активам совсем неплохие, ничуть не уступающие показателям многих развитых стран. Так, по всей экономике рентабельность продукции в 2002 г. составила 10,9%, а активов - 4,3% [20]. Если ориентироваться на рентабельность активов, то даже после вычета налогов и с учетом возможных привлеченных средств, есть как будто бы ресурсы пусть не для стремительного, но приличного экономического роста. Использование вместо балансовой стоимости основных фондов их восстановительной стоимости позволяет выявить не мифический, а реальный финансовый результат работы нашей экономики, несравненно лучше объясняющий причину нехватки финансовых ресурсов в стране.
Здесь следует отметить еще одно обстоятельство. Когда мы (с Н. Иванченко) рассчитывали реальную рентабельность нашей экономики, то столкнулись с явным несоответствием между величиной основных и оборотных фондов. Величина материальных оборотных фондов оказалась относительно ничтожно малой. Следовательно, и она недооценивается нашей статистикой, получающей эти данные от предприятий, заинтересованных в их сокрытии, видимо, для сокрытия величины «теневых» операций. Так что нам пришлось переоценивать и величину оборотных материальных фондов [21]. Вследствие переоценки стоимости основных фондов пришлось переоценить и реальную величину потребных амортизационных отчислений. После указанных перерасчетов удалось выявить реальный финансовый результат российской экономики за минусом теневых доходов, которые в основном выпадают из воспроизводственного оборота, так как используются преимущественно в потребительских целях. Оказалось, что почти все отрасли российской экономики и вся экономика в целом убыточны, а не прибыльны, как показывает официальная статистика и по отношению к продукции, и по отношению к реальным активам [22]. Отсюда понятно, что финансовых ресурсов даже для сохранения неизменным объема основных и оборотных фондов при нынешнем хозяйственном и общественном механизме (обращаю внимание на это обстоятельство) в России нет.
Как же при таком положении с основными фондами удается обеспечивать последние пять лет экономический рост, и, если верить официальной статистике, чрезвычайно высокими темпами - более 6% в год?
Здесь мы подходим к другому, менее таинственному, потому что о нем все же писали и я в том числе, и более традиционному феномену российской статистики. По нашим подсчетам, российские статистические органы систематически завышают реальные темпы роста макроэкономических показателей. Если взять только период начиная с 1996 г., когда мы (вместе с О.И. Полосовой и Н.В. Иванченко) начали производить более или менее детальные расчеты альтернативных показателей экономической динамики, из восьми лет, по которым мы производили расчеты несколькими взаимоконтролирующими методами по динамике промышленной продукции, только в один год наши расчеты показали более высокие темпы прироста промышленной продукции, чем официальные, а по динамике ВВП - лишь за два года. При этом по динамике ВВП, например, среднее ежегодное отклонение от официальных данных в 1996-2000 гг. составило 1 процентный пункт (п. п.) в год [23]. Печальнее всего то, что как раз в последние годы, когда так много говорилось и писалось об успехах российской экономики, это расхождение резко выросло. В 2003 г. по сравнению с 1998 г. ВВП вырос, по официальной оценке, на 38,2%, а по нашей - лишь на 21,6%. Следовательно, в среднем ежегодно разрыв между официальной и альтернативной оценками составляет, ни много, ни мало, 2,7% - как в худшие послевоенные советские времена. И тогда, если наши оценки верны, а они, повторяю, исчислены несколькими методами, этот рост уже совсем не выглядит быстрым. Тем более что речь идет, в сущности, о восстановительном периоде после огромного спада в первой половине 1990-х годов. После гражданской и Великой Отечественной войн темпы экономического роста были намного выше. А если резервы основных фондов будут исчерпаны, что, согласно нашим расчетам, должно произойти вот-вот, то этот рост вовсе прекратится, а затем наступит и спад.
Собственно говоря, скорее всего то, о чем я здесь пишу, уже не вопрос близкого будущего, а самого что ни на есть настоящего. В самом деле, в последние месяцы 2004 г., по официальным данным, производство промышленной продукции растет со среднегодовым темпом в 2-3% на годовом уровне. Если отбросить исчисленный нами процент завышения этого роста в 2003 г., то мы уже вступили в период стагнации, а от нее до спада только один шаг. Здесь следует, кстати, отметить, что в последние два года российская статистика динамики важнейших видов продукции особенно подозрительна. Возьмем, скажем, такой чуткий индикатор экономического роста, как производство электроэнергии. В аналогичные нашим по уровню технического развития 70-е годы и, кстати, в период усиленного энергосбережения в США, потребление электроэнергии производством росло ежегодно на 1,8 п. п. быстрее, чем валовой внутренний продукт, соответственно на 50 и 32% [24]. Между тем у нас в России производство электроэнергии за последние четыре года, включая 2004 г, выросло менее чем на 5%, а ВВП, если верить нашей официальной статистике, - почти на 25%. Неужели же наши электроэнергетики проявили исключительную скромность и скрыли реальный прирост производства электроэнергии, что им сроду не было присуще. Особенно здесь подозрительны последние два года с рекордными темпами роста ВВП и ростом производства электроэнергии лишь немногим более 4%. Правда, в эти годы растет другой, обычно надежный экономический индикатор - рост перевозок транспорта, в том числе железнодорожного, но как раз с ним тоже происходят в последние годы странные вещи: систематически растет показатель средней дальности перевозок. Экономика - весьма инерционный субъект, и всякие большие скачки в ней вызывают подозрения, хотя 1990-е годы, конечно, были периодом огромных структурных изменений. Средняя дальность перевозок на железнодорожном транспорте с 1990 по 1995 г. упала с 1178 км до 945 км, а к 2000 г. выросла до 1311 км (!) и продолжала быстро расти после 2000 г Общая тенденция этих изменений экономически объяснима и даже естественна, но их размер после 1995 г вызывает у меня все же сомнение, хотя справедливости ради отмечу, что некоторые известные мне специалисты в области железнодорожного транспорта не видят в этом ничего необычного. А динамика перевозок промышленным железнодорожным транспортом, которая раньше совпадала с динамикой железнодорожного транспорта общего пользования, теперь вдруг стала сильно отставать.
В какой-то степени парадоксы с соотношением между производством электроэнергии и динамикой ВВП в последние два года, по-видимому, объясняются уточнением в связи с реформированием в электроэнергетике реального производства электроэнергии, которое неожиданно как раз в IV квартале 2003 г. начало стремительно падать по сравнению с соответствующим периодом 2002 г.
В последние два года (2003-й и 2004-й), похоже, наилучшим индикатором реальной динамики экономики России остается внутреннее потребление топлива. Если воспользоваться средним за 2001-2003 гг. соотношением между динамикой ВВП по альтернативной оценке и динамикой внутреннего потребления топлива с превышением первого показателя на 1,6 п. п., то окажется, что исходя из данных о динамике внутреннего потребления топлива за январь- октябрь 2004 г. по отношению к соответствующему периоду 2003 г. (прирост на 0,3% [25]), прирост ВВП в 2004 г. составит всего лишь 1,9% вместо объявленного, по итогам года по официальным данным в 7,1%, то есть более чем на 5 п. п. меньше, примерно так же, как в 1999 г. Больший разрыв между официальными данными и альтернативными оценками был у нас только в начале 1930-х годов, самом худшем периоде советской статистики. Не исключено, что это даже завышенная оценка, ибо исходит она из весьма высокого уровня энергосбережения, сравнимого с его размерами в США в период интенсивного энергосбережения в 1970-е годы, потребовавшего там огромных вложений в энергосбережение. Если наши расчеты верны, то это может означать, что 2005 г. может стать при продолжении нынешних тенденций первым годом стагнации или даже началом спада российской экономики. И это при высочайших ценах на нефть, которые вряд ли сохранятся в будущем
Гораздо раньше, чем статистики и многие экономисты (чуть не сказал горе-экономисты), вступление России в период стагнации, если не кризиса, установили простые граждане, которые не читают статистические сводки, зато ощущают реальное экономическое положение в своей повседневной жизни. Я в свое время анализировал соотношение между реальными показателями развития экономики в постсоветский период и результатами опроса общественного мнения по этому поводу, проводимого лучшим в России Фондом общественного мнения Левады (ВЦИОМ). Обнаружилось полное совпадение этих показателей. И вот в конце 2004 г. появились результаты ноябрьского опроса этого фонда, а также двух других авторитетных исследовательских центров. В то время как официальная статистика и государственные мужи убеждали своих соотечественников в том, что российская экономика все еще быстро растет и благосостояние граждан еще быстрее улучшается, 87% граждан, опрошенных фондом «РОМИР», оценили положение в российской экономике как плохое и посредственное [26]. Согласно данным ноябрьского опроса центра Левады, больше половины граждан (51%) убеждены, что Россия движется по неправильному пути, и лишь 38% опрошенных верят в правильность курса. Причем в январе 2004 г. соотношение было обратным: соответственно 37 и 50%. Продолжения рыночных реформ сейчас хочет лишь 33% граждан. Соответственно материальное положение назвали хорошим 18%, 54% сочли его тяжелым и 24% заявили, что «больше терпеть невозможно» [27]. Аналогичные выводы следуют из опроса, проведенного Центром исследования политической культуры населения России. Отмечу только два из множества аналогичных результатов этого опроса: ощущение счастья испытывал в 2003 г. каждый 10-й россиянин, в 2004 г. - один из 100. На вопрос «Необходима ли России сильная рука» в феврале 2000 г. ответило утвердительно 54% опрошенных, в феврале 2004 г. - 59, в декабре 2004 г. - 66%. Твердыми сторонниками власти объявили себя лишь 18% опрошенных [28]. Так простые граждане, не искушенные в тонкостях статистики, верно оценили реальное положение российской экономики в конце 2004 г.
Феномен затухания экономического роста нам относительно легко удалось объяснить только обоснованным исчислением динамики основных фондов. Но ведь у нас плохи дела не только с основными фондами, которые все- таки умеет, если хочет, исчислять статистика. Плохо обстоят дела и с природными ресурсами, и с интеллектуальным капиталом страны, который тоже, наряду с основными и оборотными фондами, входит в национальное богатство, только наши статистики еще не научились измерять эти элементы и поэтому нашим экономистам приходится пользоваться западными исчислениями, не учитывающими, естественно, многих российских реалий. Вопреки широко распространенному мнению, Россия все больше испытывает трудности с ресурсами полезных ископаемых, которые в выгодных для добычи районах вовсе не столь уж велики. К тому же в результате того, что геологоразведка сократилась в постсоветский период в те же пять раз, что и капитальные вложения, эти запасы быстро истощаются. Еще недавно некоторые экономисты считали крайними пессимистами некоторых российских геологов и экономистов, которые предсказывали сокращение добычи нефти в России с 2006 г. А вот уже и сам министр природных ресурсов России, выступая на заседании Правительства, предсказывает исчерпание рентабельных запасов нефти в 2015 г. и газа в 2025 г. Возможно, что министр, отвечающий за сохранность этих ресурсов, несколько преувеличивает, другие авторитетные экономисты в этой области говорят лишь о прекращении экспорта этих видов топлива из России в указанные и даже более близкие годы. Но и так ход события крайне тревожен, ведь нефть и газ - основа российского экспорта, а за счет импорта теперь обеспечивается значительная часть потребностей и в предметах потребления, и в продовольствии, и оборудовании, и материалах. Что станет с экономикой, если импорт придется сократить раза в два? О том, что прогнозы компетентных геологов становятся реальностью, говорит предсказанный ими начавшийся уже в конце 2004 г. спад добычи нефти, даже раньше прогнозировавшихся сроков.
Не лучше положение и с интеллектуальными ресурсами. Их у нас мало ценили в последние десятилетия советского периода, а в 90-е годы особенно. Лучшие умы утекли за границу. Существует оценка, что в результате «утечки мозгов» Россия потеряла 60% интеллектуального потенциала, самого теперь важного. Выборочные опросы видных ученых Академгородка из области естественных наук, проведенные мною, показали, что порядок цифр действительно примерно такой (с учетом и смерти ученых, и «утечки» их в другие сферы деятельности). И пусть не обманывают благополучные цифры размеров высшего образования. Его качество настолько низко и из-за «утечки мозгов», и из-за низкого финансирования, что, кажется, лучше бы и не учили. Посреди продолжающейся похвальбы о высоком качестве российского высшего образования пришло отрезвляющее сообщение: в составленный Шанхайским университетом рейтинг 500 лучших университетов мира вошло только два российских (Московский и Санкт-Петербургский), причем один во второй пятидесятке, а второй - во второй сотне.
Спросите западного экономиста, что ожидает страну, у которой средний возраст оборудования более 20 лет, главные продукты экспорта исчезнут в ближайшие 10-15 лет и которая потеряла 60% интеллектуального потенциала, и он, наверняка, скажет, что у этой страны нет никаких шансов и, чем раньше ее покинут умные граждане, тем они сделают лучше.
Очевидно, что если бы наша статистика начала национальное богатство обоснованно считать своевременно, то сигнал тревоги о грядущей катастрофе раздался бы значительно раньше и, возможно, было бы время принять своевременные меры по ее предупреждению.
Вернусь, однако, к нашей статистике.
Коренные ее пороки в области исчисления национального богатства и производных показателей, надеюсь, я сумел показать. Но с чем связаны довольно крупные ошибки в исчислении динамики продукции, уровня жизни населения и подобных макроэкономических показателей? Ведь здесь наша статистика, кажется, решительно отошла от советской практики исчисления этих показателей и приняла оправдавшие себя в развитых странах мира мировые стандарты статистики.
Не все еще в механизме этого отклонения альтернативных оценок от официальных и мне ясно, ибо «кухня» официальных оценок динамики продукции раскрывается в публикациях Госкомстата часто весьма туманно. Скажу, что понял. Пусть другие скажут больше и лучше. Госкомстат России ориентируется в своих оценках динамики промышленной продукции на два метода: динамики набора продуктов-представителей в натуральном выражении и дефлятировании продукции в многономенклатурных отраслях. Даже в конце 1950-х годов американские статистики использовали гораздо более широкий набор методов для отдельных отраслей, учитывающих качество исходной информации [29]. Шире в годовом индексе у них был и набор товаров-представителей. Большие трудности в статистике имеются с исчислением обоснованного индекса цен, особенно при учете изменения качества продукции. И поэтому, в частности, американские статистики часто предпочитают не пользоваться этим показателем. Подозреваю, что на практике наша статистика цен плохо учитывает реальное изменение качества продукции, что при преувеличении изменения качества приводит к ошибкам при исчислении индекса продукции методом дефлятирования.
Ввиду наличия большого теневого сектора в нашей экономике, особенно в торговле, статистические органы производят досчет на изменение доли теневого сектора. Иногда изменение удельного веса теневого сектора в продукции отраслей совпадало, как, например, в 1997 г., с реальным ухудшением положения в экономике, и у многих экономистов возникало предположение, что этот способ использовался как удобная форма приукрашивания положения дел в экономике.
Говоря об индексе цен, я до сих пор имел в виду оптовые цены. Столь же велики и проблемы с исчислением индекса розничных цен. Вполне вероятны ошибки в сторону преуменьшения его реального роста. Об этом, в частности, говорит появление в этом году огромного разрыва между динамикой оптовых и розничных цен по статистике Госкомстата России. Правда, большая часть этого разрыва связана с ростом цен в топливной промышленности и черной металлургии, в легкой и пищевой промышленности оптовые цены выросли за год на 10-12%, но в машиностроении, где формируется немалая часть потребительских товаров, они выросли почти на 18%. Вместе с повышением удельного веса теневого сектора в торговле это вполне могло привести к значительному преувеличению реального роста розничного товарооборота и реальных доходов населения и, что и привело в 2004 г., к столь значительному, просто катастрофическому расхождению между очень благополучными данными официальной статистики об этих показателях и противоположными мнениями граждан о положении дел в экономике. Могло, конечно, сказаться и усиление социальной дифференциации населения.
Вступление российской экономики в новый застой, а затем, вполне вероятно, и кризис просто заставляет в очередной раз вернуться к проблемам нашей статистики. Идти и дальше с ошибочными картами в дополнении к плохому кораблю, малообученной команде и совсем неясному маршруту движения означает посадить нашу экономику на такую мель, из которой ее уже невозможно будет вытащить. Назрела необходимость провести широкое общественное обсуждение проблем нашей статистики в печати и провести конференцию наших статистиков и экономистов по этой проблеме. Вполне очевидные меры кадрового, финансового и организационного порядка также требуют обсуждения и принятия решения правительственными органами. Возможно, следует вернуться к предложению о выведении статистической службы из ведения правительства и придания ей совершенно самостоятельного характера, как, например, Счетной палаты РФ, что устранит какую-либо ее зависимость от исполнительной власти при сохранении других форм контроля. И конечно, необходимо иметь в России альтернативные центры анализа российской экономики, применяющие другие методы оценок ее состояния.
Не все, конечно, зависит от статистиков. Если отчетность предприятий лжива, то статистикам трудно получить достоверные данные. Между тем возможности наших статистиков воздействовать на недобросовестных предпринимателей ничтожны, ограничиваются смешными штрафами. А вот в такой либеральной стране, как США, руководители компании ЭНРОН за искажение отчетности сели в тюрьму на 10-12 лет. Очевидно, что наказание за недостоверную отчетность нуждается в серьезном ужесточении. Практические работники и ученые предложат, конечно, и другие способы улучшения работы нашей статистики.
Примечания
1. Многочисленные примеры этой недостоверности приводятся в книге Л.Н. Крицмана «Героический период русской революции». М., 1924.2. Я об этом подробно писал в статье «Почему и когда погиб НЭП». // ЭКО. № 11 за 1989.
3. Этот период истории советской статистики кратко описан в книге Г.И. Ханина «Динамика экономического развития СССР». М., 1991. С.75-76.
4. Достаточно перечитать журнал «Вестник статистики» за 1987-1988 гг., чтобы в этом убедиться. Досталось в контркритике и мне, что, впрочем, способствовало популярности моих произведений и внутри страны, и за границей.
5. Отмечу в качестве самых крупных достижений расчет объема теневого оборота в экономике и отдельных ее отраслях и составление межотраслевого баланса.
6. В весьма аргументированном исследовании московского маркетингового агентства Interactive Research Group, опубликованном в журнале «Эксперт» № 41 за 2002 г., было показано, что объем розничного товарооборота России официальная статистка занижает на 70%. Конкретное значение указанной величины оспаривалось критиками, как явно преувеличенной, но все критики признавали факт существенного занижения розничного товарооборота.
7. См. Российский статистический ежегодник. М., 2003 (далее РСЕ); Россия в цифрах. М., 2004. С. 32.
8. РСЕ, 2000. С. 265; 2003. С. 32; Россия в цифрах, 2004. С. 32.
9. РСЕ, 2003. С. 352.
10. См.: Литвинцева Г.П. Продуктивность экономики и институты на современном этапе развития России. Новосибирск, 2003. С. 223236.
11. См.: РСЕ, 2003. С. 409-410, 442, 458.
12. См.: Там же. С. 354.
13. См.: Ханин Г.И., Иванченко Н.В. Альтернативная оценка стоимости материальных фондов и рентабельности российской экономики в 1998-2000 годы. //Вопросы статистики. № 9 за 2003. С. 23.
14. Почти исчерпывающее описание последствий недооценки стоимости основных фондов дано Я.Б. Квашой в статье «К переоценке основных фондов», переизданной в: Кваша Я.Б. Избранные труды. Т. 2. М., 2003. С. 488.
15. См.: Ханин ГИ., Иванченко Н.В. Указ. работа. С. 25.
16. См.: Ханин ГИ., Суелов Н.И. Российекая экономика в 1990-1996 годы: альтернативная оценка. // ЭКО. № 11 за 1997.
17. См.: Воекобойников И.Б. Оценка еовокупной факторной производительноети российекой экономики в период 1961-2001 гг. с учетом корректировки динамики оеновных фондов: Препринт WP/2003/03. Гоеударетвеный Универеитет - Выешая школа экономики. М., 2003.
18. См.: Там же. С. 33, 35.
19. Этот расчет и потребность в капитальных вложениях для обеспечения экономического роста на уровне 6% в год приводятся в моей статье: «Технология экономического рывка в России: чему учит исторический опыт» // ЭКО. № 10 за 2004. С. 168.
20. См.: РСЕ. 2003. С. 575.
21. См.: Ханин Г.И., Иванченко Н.В. Указ. работа.
22. Результаты этих расчетов приведены в указанной выше статье Г.И. Ханина и Н.В. Иванченко, а сами расчеты приведены в Приложении к этой статье на сайте socionet.ru
23. Ханин Г.И., Полосова О.И., Иванченко Н.В. Российская экономика в 1996-2000 годы: альтернативная оценка. // ЭКО. № 2 за 2004. С. 58.
24. См.: Statistical Abstracts of U.S. 1987. P. 566, 421.
25. Данные по внутреннему потреблению отдельных видов топлива в январе-октябре 2004 г. по сравнению с соответствующим периодом 2003 г. приведены в: Социально-экономическое положение РФ за январь-октябрь 2004. Федеральная служба государственной статистики. С. 99. Они пересчитаны в общее внутреннее потребление по коэффициентам перевода отдельных видов топлива в условное.
26. См.: 87% граждан не видят успехов в экономике // Известия. 23.12.2004.
27. См.: Две трети россиян ждут социального взрыва // Советская Россия. 07.12.2004.
28. См. Васильцев С., Обухов С. Итоги 2004 года в восприятии россиян. / Советская Россия. 28.12.2004.
29. См.: Никитин С.М. Экономические индексы в капиталистических странах. М., 1965. С. 221.